кретности приводитъ къ достиженію безконечнаго или абсолютнаго раздѣленія на части, стало быть къ недѣлимому, какъ къ первоначалу; напротивъ одностороннее предположеніе непрерывности — къ безконечной дѣлимости.
Кантова критика чистаго разума уетановляетъ, какъ извѣстно, четыре (космологическихъ) антиноміи, изъ которыхъ вторая имѣетъ дѣло съ противоположностью, охватывающею моменты количества.
Эти кантовы антиноміи останутся навсегда важною частью критической философіи; именно онѣ главнымъ образомъ привели къ ниспроверженію предшествовавшей метафизики и могутъ считаться главнымъ переходомъ къ новой философіи, такъ какъ на нихъ по преимуществу основывается убѣжденіе въ ничтожествѣ категорій конечности со стороны содержанія, что представляетъ собою болѣе правильный путь, чѣмъ формальный путь субъективнаго идеализма, согласно которому ихъ недостаточность состоитъ лишь въ ихъ субъективности, а не въ томъ, что онѣ суть въ нихъ самихъ. Но при своей большой заслугѣ, изложеніе Канта весьма несовершенно; оно отчасти само внутри себя стѣснено и запутано, отчасти превратно по результату, основанному на предположеніи того, что познаніе не обладаетъ никакими иными формами мысли кромѣ конечныхъ категорій. Въ обоихъ этихъ отношеніяхъ сказанныя антиноміи заслуживаютъ тщательной критики, которая ближе освѣтила бы ихъ основоначало и методъ, а также освободила бы главный вопросъ, о которомъ идетъ рѣчь, отъ той безполезной формы, въ какую онъ втиснутъ.
Прежде всего я замѣчу, что Кантъ хотѣлъ придать видимость полноты своимъ четыремъ космологическимъ антиноміямъ посредствомъ принципа раздѣленія, заимствованнаго имъ отъ его схемы категорій. Но болѣе глубокій взглядъ на противорѣчивую или, правильнѣе, на діалектическую природу разума обнаруживаетъ, что вообще каждое понятіе есть единство противоположныхъ моментовъ, которымъ можно, слѣдовательно, придать форму взаимно противорѣчивыхъ положеній. Становленіе, существованіе и т. д. и каждое иное понятіе могло бы представить собою свою особую антиномію, и такимъ образомъ получилось бы столько же антиномій, сколько есть понятій. Древній скептицизмъ, не уклонялся отъ труда указывать противорѣчіе или антиномію во всѣхъ понятіяхъ, которыя онъ находилъ въ наукѣ.
Далѣе Кантъ понималъ антиноміи, какъ принадлежности не самыхъ понятій, а ставшей уже конкретною формы космологическихъ опредѣленій. Дабы получить антиноміи чистыми и разсматривать ихъ въ ихъ простомъ понятіи, мыслимыя опредѣленія должны быть взяты не въ ихъ примѣненіи къ представленію міра, пространства, времени, матеріи и т. д. и въ смѣшеніи съ этимъ представленіемъ, но безъ такого конкретнаго содержанія, которое не имѣетъ никакой силы и значенія, и разсмотрѣны чисто для себя, такъ какъ исключительно въ самихъ сказанныхъ опредѣленіяхъ заключаются сущность и основаніе антиномій.
Кантъ понимаетъ антиноміи такъ, что "онѣ суть не искусственныя софистическія ухищренія, но противорѣчія, на которыя разумъ долженъ необходимо наталкиваться“ (по выраженію Канта) — взглядъ, представляющій собою
кретности приводит к достижению бесконечного или абсолютного разделения на части, стало быть к неделимому, как к первоначалу; напротив одностороннее предположение непрерывности — к бесконечной делимости.
Кантова критика чистого разума уетановляет, как известно, четыре (космологических) антиномии, из которых вторая имеет дело с противоположностью, охватывающею моменты количества.
Эти кантовы антиномии останутся навсегда важною частью критической философии; именно они главным образом привели к ниспровержению предшествовавшей метафизики и могут считаться главным переходом к новой философии, так как на них по преимуществу основывается убеждение в ничтожестве категорий конечности со стороны содержания, что представляет собою более правильный путь, чем формальный путь субъективного идеализма, согласно которому их недостаточность состоит лишь в их субъективности, а не в том, что они суть в них самих. Но при своей большой заслуге, изложение Канта весьма несовершенно; оно отчасти само внутри себя стеснено и запутано, отчасти превратно по результату, основанному на предположении того, что познание не обладает никакими иными формами мысли кроме конечных категорий. В обоих этих отношениях сказанные антиномии заслуживают тщательной критики, которая ближе осветила бы их основоначало и метод, а также освободила бы главный вопрос, о котором идет речь, от той бесполезной формы, в какую он втиснут.
Прежде всего я замечу, что Кант хотел придать видимость полноты своим четырем космологическим антиномиям посредством принципа разделения, заимствованного им от его схемы категорий. Но более глубокий взгляд на противоречивую или, правильнее, на диалектическую природу разума обнаруживает, что вообще каждое понятие есть единство противоположных моментов, которым можно, следовательно, придать форму взаимно противоречивых положений. Становление, существование и т. д. и каждое иное понятие могло бы представить собою свою особую антиномию, и таким образом получилось бы столько же антиномий, сколько есть понятий. Древний скептицизм, не уклонялся от труда указывать противоречие или антиномию во всех понятиях, которые он находил в науке.
Далее Кант понимал антиномии, как принадлежности не самых понятий, а ставшей уже конкретною формы космологических определений. Дабы получить антиномии чистыми и рассматривать их в их простом понятии, мыслимые определения должны быть взяты не в их применении к представлению мира, пространства, времени, материи и т. д. и в смешении с этим представлением, но без такого конкретного содержания, которое не имеет никакой силы и значения, и рассмотрены чисто для себя, так как исключительно в самих сказанных определениях заключаются сущность и основание антиномий.
Кант понимает антиномии так, что "они суть не искусственные софистические ухищрения, но противоречия, на которые разум должен необходимо наталкиваться“ (по выражению Канта) — взгляд, представляющий собою
