ничего не объясняется; измѣненіе есть вмѣстѣ съ тѣмъ по существу переходъ одного качества въ другое, или, отвлеченнѣе, одного существованія въ несуществованіе; тутъ дано другое опредѣленіе, чѣмъ въ . постепенности, которое есть лишь уменьшеніе или увеличеніе и одностороннее удержаніе величины.
2. Но что являющееся лишь количественнымъ измѣненіе превращается также въ качественное, — на эту ихъ связь обратили вниманіе уже древніе и представили на популярныхъ примѣрахъ тѣ коллизіи, которыя проистекаютъ отъ ея непризнанія; подъ наименованіемъ "лысаго“, "кучи“ извѣстны относящіеся сюда эленхи, т.-е., но объясненію Аристотеля, способы, посредствомъ которыхъ принуждаютъ кого-либо говорить противное тому, что онъ утверждалъ ранѣе. Задавали вопросъ: получается ли лысина, если выдернуть одинъ волосъ изъ головы или изъ лошадинаго хвоста, или перестаетъ куча быть кучею, если изъ нея берется одно зерно? Можно безспорно согласиться, что такое отнятіе составляетъ лишь одну и притомъ весьма незначительную количественную разницу; такимъ образомъ отнимается одинъ волосъ, одно зерно, и это повторяется такъ, что каждый разъ, въ согласіи съ условіемъ, отнимается лишь одинъ или одно изъ нихъ; подъ конецъ оказывается качественное измѣненіе, такъ что голова, хвостъ становятся лысыми, куча исчезаетъ. При этомъ забывается не только о повтореніи, но и о томъ, что суммируются сами для себя незначительныя количества (какъ бы сами для себя незначительныя выдачи какого-либо имущества), и сумма образуетъ качественное цѣлое, такъ что подъ конецъ оно исчезаетъ, голова становится лысою, кошелекъ пустымъ.
Затрудненіе, противорѣчіе, получающееся въ результатѣ, не есть нѣчто софистическое въ обычномъ смыслѣ этого слова, какъ будто противорѣчіе зависѣло отъ лживой уловки. Заблужденіе состоитъ здѣсь въ томъ, что происходитъ съ предположеннымъ другимъ, т.-е, нашимъ общимъ сознаніемъ, принимающимъ количество лишь за безразличную границу, т.-е. именно въ опредѣленномъ смыслѣ, какъ только количество. Это предположеніе разстраивается черезъ ту истину, къ которой оно приводитъ, черезъ признаніе количества за моментъ мѣры и за связанное съ качествомъ; то, что опровергается, есть одностороннее удержаніе отвлеченной опредѣленности опредѣленнаго количества. Эти выраженія суть поэтому не пустая или педантическая шутка, но сами въ себѣ они правильны и суть порожденія сознанія, имѣющаго интересъ къ явленіямъ, возникающимъ въ мышленіи.
Опредѣленное количество, поскольку оно принимается за безразличную границу, есть та сторона, съ которой существованіе подвергается неожиданному нападенію и подрывается въ корнѣ. Въ томъ и состоитъ лукавство понятія, что оно схватываетъ бытіе съ той стороны, съ которой не имѣетъ значенія его качество, и при томъ въ той мѣрѣ, что увеличеніе государства, имущества и т. д., составляющее несчастіе государства, собственника, прежде всего кажется даже его счастіемъ.
3. Мѣра въ своей непосредственности есть обычное качество, обладающее нѣкоторою опредѣленною свойственной ему величиною. Отъ той ея сто
ничего не объясняется; изменение есть вместе с тем по существу переход одного качества в другое, или, отвлеченнее, одного существования в несуществование; тут дано другое определение, чем в . постепенности, которое есть лишь уменьшение или увеличение и одностороннее удержание величины.
2. Но что являющееся лишь количественным изменение превращается также в качественное, — на эту их связь обратили внимание уже древние и представили на популярных примерах те коллизии, которые проистекают от её непризнания; под наименованием "лысого“, "кучи“ известны относящиеся сюда эленхи, т. е., но объяснению Аристотеля, способы, посредством которых принуждают кого-либо говорить противное тому, что он утверждал ранее. Задавали вопрос: получается ли лысина, если выдернуть один волос из головы или из лошадиного хвоста, или перестает куча быть кучею, если из неё берется одно зерно? Можно бесспорно согласиться, что такое отнятие составляет лишь одну и притом весьма незначительную количественную разницу; таким образом отнимается один волос, одно зерно, и это повторяется так, что каждый раз, в согласии с условием, отнимается лишь один или одно из них; под конец оказывается качественное изменение, так что голова, хвост становятся лысыми, куча исчезает. При этом забывается не только о повторении, но и о том, что суммируются сами для себя незначительные количества (как бы сами для себя незначительные выдачи какого-либо имущества), и сумма образует качественное целое, так что под конец оно исчезает, голова становится лысою, кошелек пустым.
Затруднение, противоречие, получающееся в результате, не есть нечто софистическое в обычном смысле этого слова, как будто противоречие зависело от лживой уловки. Заблуждение состоит здесь в том, что происходит с предположенным другим, т.-е, нашим общим сознанием, принимающим количество лишь за безразличную границу, т. е. именно в определенном смысле, как только количество. Это предположение расстраивается через ту истину, к которой оно приводит, через признание количества за момент меры и за связанное с качеством; то, что опровергается, есть одностороннее удержание отвлеченной определенности определенного количества. Эти выражения суть поэтому не пустая или педантическая шутка, но сами в себе они правильны и суть порождения сознания, имеющего интерес к явлениям, возникающим в мышлении.
Определенное количество, поскольку оно принимается за безразличную границу, есть та сторона, с которой существование подвергается неожиданному нападению и подрывается в корне. В том и состоит лукавство понятия, что оно схватывает бытие с той стороны, с которой не имеет значения его качество, и при том в той мере, что увеличение государства, имущества и т. д., составляющее несчастье государства, собственника, прежде всего кажется даже его счастьем$6
3. Мера в своей непосредственности есть обычное качество, обладающее некоторою определенною свойственной ему величиною. От той её сто
