себя въ немъ самомъ. Такимъ образомъ, само равенство и неравенство, положенное, возвращается къ отрицательному единству съ собою черезъ безразличіе или сущую въ себѣ рефлексію, рефлексію, которая есть различеніе равенства и неравенства въ самомъ себѣ. Различіе, безразличныя стороны котораго суть также лишь моменты одного отрицательнаго единства, есть противоположность.
Примѣчаніе. Различіе, какъ и тожество, выражается въ нѣкоторомъ собственномъ предложеніи. Впрочемъ, оба эти предложенія остаются одно противъ другого въ безразличномъ различіи такъ, что каждое употребляется для себя безъ отношенія къ другому.
Всѣ вещи различны или: нѣтъ двухъ вещей, которыя были бы тожественны. Это предложеніе дѣйствительно противоположно предложенію тожества, ибо первое гласитъ: А есть различное, слѣдовательно А также не есть А; или А въ другомъ не-тожественно себѣ, т.-е. оно не есть А вообще, а собственно опредѣленное А. Въ тожественномъ предложеніи вмѣсто А. можетъ быть поставленъ любой другой субстратъ, но А, какъ не-тожественное, уже не можетъ быть замѣнено чѣмъ-либо другимъ. Правда, оно должно быть различнымъ не отъ себя, а лишь отъ другого; но это различіе есть его собственное опредѣленіе. Какъ тожественное съ собою, А есть неопредѣленное; а какъ опредѣленное, оно есть противоположное себѣ, оно уже не только не тожественно себѣ, но причастно въ немъ самомъ отрицанію, слѣдовательно, различію себя самого отъ себя.
Что всѣ вещи различны одна отъ другой, — это совсѣмъ излишнее предложеніе, такъ какъ множественность вещей уже непосредственно заключаетъ въ себѣ ихъ множество и совершенно неопредѣленное различіе. Но предложеніе: нѣтъ двухъ вещей, которыя совершенно тожественны одна другой, выражаетъ нѣчто большее, а именно опредѣленное различіе. Двѣ вещи не только двѣ; численное множество указываетъ лишь на единообразіе, а между тѣмъ вещи различны по своему опредѣленію. Предложеніе, по которому нѣтъ двухъ одинаковыхъ между собою вещей, доступно представленію, — какъ видно изъ того анекдота, случившагося при одномъ дворѣ, гдѣ Лейбницъ высказалъ это предложеніе и предложилъ дамамъ найти между листьями дерева два одинаковыхъ. Счастливыя времена для метафизики, когда ею занимались при дворѣ, и когда для провѣрки сказаннаго не требовалось иного труда, кромѣ сравненія листьевъ дерева! Основаніе очевидности предложенія о тожествѣ заключается въ сказанномъ о томъ, что два или численное множество еще не содержитъ въ себѣ опредѣленнаго различія, и что различіе, какъ таковое, въ своей отвлеченности прежде всего безразлично къ равенству и неравенству. Представленіе, поскольку оно переходитъ и въ опредѣленіе, беретъ самые эти моменты, какъ безразличные одинъ къ другому, такъ что для опредѣленія считается достаточнымъ то или другое, — или простое равенство вещей безъ неравенства, или различіе вещей, хотя бы онѣ были лишь численно многими, различными вообще, а не неравными. Напротивъ предложеніе о различіи выражаетъ собою, что вещи различны одна отъ другой вслѣдствіе неравенства, что
себя в нём самом. Таким образом, само равенство и неравенство, положенное, возвращается к отрицательному единству с собою через безразличие или сущую в себе рефлексию, рефлексию, которая есть различение равенства и неравенства в самом себе. Различие, безразличные стороны которого суть также лишь моменты одного отрицательного единства, есть противоположность.
Примечание. Различие, как и тожество, выражается в некотором собственном предложении. Впрочем, оба эти предложения остаются одно против другого в безразличном различии так, что каждое употребляется для себя без отношения к другому.
Все вещи различны или: нет двух вещей, которые были бы тожественны. Это предложение действительно противоположно предложению тожества, ибо первое гласит: А есть различное, следовательно А также не есть А; или А в другом не-тожественно себе, т. е. оно не есть А вообще, а собственно определенное А. В тожественном предложении вместо А. может быть поставлен любой другой субстрат, но А, как не-тожественное, уже не может быть заменено чем-либо другим. Правда, оно должно быть различным не от себя, а лишь от другого; но это различие есть его собственное определение. Как тожественное с собою, А есть неопределенное; а как определенное, оно есть противоположное себе, оно уже не только не тожественно себе, но причастно в нём самом отрицанию, следовательно, различию себя самого от себя.
Что все вещи различны одна от другой, — это совсем излишнее предложение, так как множественность вещей уже непосредственно заключает в себе их множество и совершенно неопределенное различие. Но предложение: нет двух вещей, которые совершенно тожественны одна другой, выражает нечто большее, а именно определенное различие. Две вещи не только две; численное множество указывает лишь на единообразие, а между тем вещи различны по своему определению. Предложение, по которому нет двух одинаковых между собою вещей, доступно представлению, — как видно из того анекдота, случившегося при одном дворе, где Лейбниц высказал это предложение и предложил дамам найти между листьями дерева два одинаковых. Счастливые времена для метафизики, когда ею занимались при дворе, и когда для проверки сказанного не требовалось иного труда, кроме сравнения листьев дерева! Основание очевидности предложения о тожестве заключается в сказанном о том, что два или численное множество еще не содержит в себе определенного различия, и что различие, как таковое, в своей отвлеченности прежде всего безразлично к равенству и неравенству. Представление, поскольку оно переходит и в определение, берет самые эти моменты, как безразличные один к другому, так что для определения считается достаточным то или другое, — или простое равенство вещей без неравенства, или различие вещей, хотя бы они были лишь численно многими, различными вообще, а не неравными. Напротив предложение о различии выражает собою, что вещи различны одна от другой вследствие неравенства, что
