бытіе въ истинной и болѣе богатой содержаніемъ формѣ, поскольку понятіе есть относящаяся къ себѣ отрицательность, единичность.
Но конечно непреодолима трудность найти въ понятіи вообще и равнымъ образомъ въ понятіи Бога бытіе, если послѣднее должны быть такимъ, какое должно быть чѣмъ-то присущимъ контексту внѣшняго опыта или формѣ чувственнаго воспріятія, какъ сто талеровъ въ составѣ моего имущества, чѣмъ-то схватываемымъ рукою, а не духомъ, видимымъ по существу внѣшнему, а не внутреннему оку; если именуется бытіемъ, реальностью, истиною то, что свойственно вещамъ, какъ чувственнымъ, временнымъ и преходящимъ. Если философствованіе о бытіи не возвышается надъ чувственностью, то оно осложняется тѣмъ, что и въ понятіи оно не освобождается отъ мысли лишь отвлеченной, которая противоположна бытію.
Уже привычка принимать понятіе за нѣчто столь одностороннее, какъ отвлеченная мысль, можетъ служить препятствіемъ къ признанію того, что предположено ранѣе, именно къ переходу отъ понятія Бога къ Его бытію, какъ приложенію изложеннаго логическаго процесса объективированія. Но если, какъ дѣлается обыкновенно, согласиться съ тѣмъ, что логическое, какъ формальное, составляетъ форму для познанія всякаго опредѣленнаго содержанія, то слѣдуетъ по меныпей мѣрѣ допустить это отношеніе, если только вообще не остановиться, какъ на чемъ-то окончательномъ, на противоположеніи понятія объективности, на ложномъ понятіи и столь же ложной реальности. Однако, при изложеніи чистаго понятія было еще далѣе указано, что оно есть само абсолютное, Божеское понятіе, такъ что поистинѣ тутъ имѣло бы мѣсто не отношеніе нѣкотораго приложенія, но сказанный логическій процессъ былъ бы непосредственнымъ изображеніемъ самоопредѣленія Бога къ бытію. Но при этомъ слѣдуетъ замѣтить, что поскольку понятіе должно быть изображено, какъ понятіе Бога, оно должно быть понимаемо, уже какъ принятое въ идею. Это чистое понятіе протекаетъ конечныя формы сужденія и умозаключенія потому, что оно въ себѣ и для себя еще не положено, какъ единое съ объективностью, но понимается еще, какъ становленіе послѣдней. Такимъ образомъ и эта объективность не есть еще осуществленіе Бога, показывающаяся въ идеѣ реальность. Но все же объективность настолько же содержательнѣе и выше бытія или 'существованія въ онтологическомъ доказательствѣ, насколько чистое понятіе содержательнѣе и выше, чѣмъ та метафизическая пустота совокупности всѣхъ реальностей. Однако я оставляю до другого раза ближайшее разсмотрѣніе того многообразнаго недоразумѣнія, которое внесено логическимъ формализмомъ въ онтологическое, равно какъ и въ другія такъ называемыя доказательства существованія Бога, также какъ и кантовой критики ихъ, равно какъ возстановленіе цѣнности и важности ея основныхъ мыслей черезъ обнаруженіе ея истиннаго значенія.
Какъ было упомянуто, уже имѣли мѣсто многія формы непосредственности, но въ различныхъ опредѣленіяхъ. Въ сферѣ бытія она есть самое бытіе и существованіе; въ сферѣ сущности — осуществленіе и затѣмъ дѣйствительность и субстанціальность, въ сферѣ же понятія, кромѣ непосредственности,
бытие в истинной и более богатой содержанием форме, поскольку понятие есть относящаяся к себе отрицательность, единичность.
Но конечно непреодолима трудность найти в понятии вообще и равным образом в понятии Бога бытие, если последнее должны быть таким, какое должно быть чем-то присущим контексту внешнего опыта или форме чувственного восприятия, как сто талеров в составе моего имущества, чем-то схватываемым рукою, а не духом, видимым по существу внешнему, а не внутреннему оку; если именуется бытием, реальностью, истиною то, что свойственно вещам, как чувственным, временным и преходящим. Если философствование о бытии не возвышается над чувственностью, то оно осложняется тем, что и в понятии оно не освобождается от мысли лишь отвлеченной, которая противоположна бытию.
Уже привычка принимать понятие за нечто столь одностороннее, как отвлеченная мысль, может служить препятствием к признанию того, что предположено ранее, именно к переходу от понятия Бога к Его бытию, как приложению изложенного логического процесса объективирования. Но если, как делается обыкновенно, согласиться с тем, что логическое, как формальное, составляет форму для познания всякого определенного содержания, то следует по меныпей мере допустить это отношение, если только вообще не остановиться, как на чём-то окончательном, на противоположении понятия объективности, на ложном понятии и столь же ложной реальности. Однако, при изложении чистого понятия было еще далее указано, что оно есть само абсолютное, Божеское понятие, так что поистине тут имело бы место не отношение некоторого приложения, но сказанный логический процесс был бы непосредственным изображением самоопределения Бога к бытию. Но при этом следует заметить, что поскольку понятие должно быть изображено, как понятие Бога, оно должно быть понимаемо, уже как принятое в идею. Это чистое понятие протекает конечные формы суждения и умозаключения потому, что оно в себе и для себя еще не положено, как единое с объективностью, но понимается еще, как становление последней. Таким образом и эта объективность не есть еще осуществление Бога, показывающаяся в идее реальность. Но всё же объективность настолько же содержательнее и выше бытия или 'существования в онтологическом доказательстве, насколько чистое понятие содержательнее и выше, чем та метафизическая пустота совокупности всех реальностей. Однако я оставляю до другого раза ближайшее рассмотрение того многообразного недоразумения, которое внесено логическим формализмом в онтологическое, равно как и в другие так называемые доказательства существования Бога, также как и кантовой критики их, равно как восстановление ценности и важности её основных мыслей через обнаружение её истинного значения.
Как было упомянуто, уже имели место многие формы непосредственности, но в различных определениях. В сфере бытия она есть самое бытие и существование; в сфере сущности — осуществление и затем действительность и субстанциальность, в сфере же понятия, кроме непосредственности,
