какъ въ чуждомъ, но и какъ въ подавляющей его враждебной силѣ. Своимъ дѣломъ индивидъ ставитъ себя внутри, или, скорѣе, въ качествѣ всеобщаго элемента сущей дѣйствительности, и самое его дѣло по своему смыслу должно имѣть цѣнность общаго порядка. Но этимъ самымъ индивидъ освобождаетъ себя отъ себя самого, онъ вырастаетъ для себя во всеобщность и очищается отъ единичности. Такимъ образомъ индивидъ, стремящійся познать всеобщность только въ формѣ своего непосредственнаго для себя бытія, не узнаетъ себя въ этой свободной всеобщности, къ которой онъ, однако, принадлежитъ, потому что она есть его дѣланіе. Это дѣланіе имѣетъ поэтому обратное значеніе: оно противорѣчитъ общему порядку, потому что дѣло индивида должно быть дѣломъ его единичнаго сердца, а не свободной всеобщей дѣйствительностью. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ, на самомъ дѣлѣ, призналъ эту дѣйствительность, потому что дѣланіе имѣетъ смыслъ въ томъ, чтобы утвердить свою сущность, какъ свободную дѣйствительность, т.-е. признать дѣйствительность, какъ свою сущность.
Понятіемъ своего дѣланія индивидъ опредѣлилъ ближайшій способъ, которымъ дѣйствительная всеобщность, пріобрѣтенная имъ себѣ, обращается противъ него. Его дѣло въ качествѣ дѣйствительности принадлежитъ всеобщему, а содержаніе этой дѣйствительности есть особая индивидуальность, желающая сохраниться въ качествѣ этой единичной индивидуальности, противоположной всеобщему. Здѣсь рѣчь идетъ не объ установленіи какого-либо опредѣленнаго закона, а сама идея непосредственнаго единства единичнаго сердца со всеобщностью возвышается до закона и означаетъ, что каждое сердце должно узнать себя въ томъ, что является закономъ. Однако, только сердце этого индивида утвердило свою дѣйствительность въ своемъ дѣлѣ, выражающемъ его бытіе для себя, или его удовольствіе. Это дѣло должно непосредственно имѣть значимость всеобщаго, т.-е. въ дѣйствительности оно есть нѣчто особое и обладаетъ только формой всеобщности, другими словами, оно должно и по своему особому содержанію, какъ таковому, имѣть значимость всеобщаго. Вотъ почему въ этомъ содержаніи другіе не находятъ закона своего сердца, а скорѣе находятъ осуществленный законъ другого сердца. Именно вслѣдствіе всеобщаго закона, что каждый долженъ найти свое сердце въ томъ, что является закономъ, они протестуютъ противъ дѣйствительности, установившей этотъ законъ такъ же, какъ онъ протестуетъ противъ ихъ дѣйствительности. Индивидъ встрѣчается такимъ образомъ съ противодѣйствіемъ его превосходнымъ намѣреніямъ и съ пренебреженіемъ ими теперь уже со стороны самихъ людскихъ сердецъ, какъ прежде со стороны коснаго закона.
Такъ какъ это сознаніе сначала знаетъ всеобщность только въ качествѣ непосредственной, а необходимость въ качествѣ необходимости сердца, то ему не-знакома природа осуществленія и дѣятельности. Ему незнакомо, что она, будучи сущимъ, является въ своей истинѣ скорѣе всеобщимъ въ себѣ, въ которомъ погибаетъ единичность сознанія, ввѣряющаяся ему для того, чтобы быть этой непосредственной единичностью. Такимъ образомъ въ бытіи, вмѣсто этого своего бытія, оно достигаетъ отчужденія отъ самого себя. То, въ чемъ сознаніе не узнаетъ себя, однако, не является болѣе мертвой необходимостью, а такою необходимостью, которую оживляетъ всеобщая индивидуальность. Сознаніе приняло этотъ
как в чуждом, но и как в подавляющей его враждебной силе. Своим делом индивид ставит себя внутри, или, скорее, в качестве всеобщего элемента сущей действительности, и самое его дело по своему смыслу должно иметь ценность общего порядка. Но этим самым индивид освобождает себя от себя самого, он вырастает для себя во всеобщность и очищается от единичности. Таким образом индивид, стремящийся познать всеобщность только в форме своего непосредственного для себя бытия, не узнает себя в этой свободной всеобщности, к которой он, однако, принадлежит, потому что она есть его делание. Это делание имеет поэтому обратное значение: оно противоречит общему порядку, потому что дело индивида должно быть делом его единичного сердца, а не свободной всеобщей действительностью. Но, вместе с тем, он, на самом деле, признал эту действительность, потому что делание имеет смысл в том, чтобы утвердить свою сущность, как свободную действительность, т. е. признать действительность, как свою сущность.
Понятием своего делания индивид определил ближайший способ, которым действительная всеобщность, приобретенная им себе, обращается против него. Его дело в качестве действительности принадлежит всеобщему, а содержание этой действительности есть особая индивидуальность, желающая сохраниться в качестве этой единичной индивидуальности, противоположной всеобщему. Здесь речь идет не об установлении какого-либо определенного закона, а сама идея непосредственного единства единичного сердца со всеобщностью возвышается до закона и означает, что каждое сердце должно узнать себя в том, что является законом. Однако, только сердце этого индивида утвердило свою действительность в своем деле, выражающем его бытие для себя, или его удовольствие. Это дело должно непосредственно иметь значимость всеобщего, т. е. в действительности оно есть нечто особое и обладает только формой всеобщности, другими словами, оно должно и по своему особому содержанию, как таковому, иметь значимость всеобщего. Вот почему в этом содержании другие не находят закона своего сердца, а скорее находят осуществленный закон другого сердца. Именно вследствие всеобщего закона, что каждый должен найти свое сердце в том, что является законом, они протестуют против действительности, установившей этот закон так же, как он протестует против их действительности. Индивид встречается таким образом с противодействием его превосходным намерениям и с пренебрежением ими теперь уже со стороны самих людских сердец, как прежде со стороны косного закона.
Так как это сознание сначала знает всеобщность только в качестве непосредственной, а необходимость в качестве необходимости сердца, то ему не-знакома природа осуществления и деятельности. Ему незнакомо, что она, будучи сущим, является в своей истине скорее всеобщим в себе, в котором погибает единичность сознания, вверяющаяся ему для того, чтобы быть этой непосредственной единичностью. Таким образом в бытии, вместо этого своего бытия, оно достигает отчуждения от самого себя. То, в чём сознание не узнает себя, однако, не является более мертвой необходимостью, а такою необходимостью, которую оживляет всеобщая индивидуальность. Сознание приняло этот
