подал в конференцию рапорт с ярким изображением буйства пансионеров и вольноприходящих, послаблений со стороны надзирателей и нравонаблюдателей и самого инспектора, который при том сам и его лекции по естественному праву обличаются в вольнодумстве. Этот рапорт достопамятен в истории гимназии высших наук тем, что послужил исходной точкой для разыгравшейся вслед за тем длинной и шумной истории, окончившейся весьма печально для некоторых преподавателей.
Институт вольноприходящих учеников не входил в первоначальный план устройства гимназии и возник впоследствии по особому хадатайству Орлая. Н. В. Кукольник, в биографии Орлая, говорит что этот институт «много содействовал нарочитому возвышению заведения.» Мнение это справедливо в том отношении, что, вследствие многочисленности вольноприходящих, расширялись размеры образовательной деятельности гимназии и распространялась известность последней; но нельзя не пожалеть, что, при самом возникновении института, не были приняты энергические меры для его организации: не был установлен надзор с достаточным для того числом лиц, не были устроены общие квартиры в так далее. Даже преподаватели и надзиратели, за весьма немногими исключениями, не содержали у себя учеников с обязанностью наблюдения за ними в учебном и нравственном отношениях и, по-видимому, имели к тому основания: в делах архива сохранились указания на содержание немногих учеников надзирателями Аманом в Зельднером, возбуждавшее в то время вопросы и сомнения.
Одна из первых бумаг, полученных Орлаем по приезде в Нежин, заключала в себе запрос окружного попечителя: «как осмелились надзиратели, Аман и Зельднер, завести пансион в Нежине». Оказалось, что в это время у обоих надзирателей было девять пансионеров и три полупансионера. Орлай донёс, что означенные надзиратели занимаются только приготовлением в гимназию учеников, помещающихся у них на квартирах. Попечитель не нашёл «никакой надобности воспрещать помянутым чиновникам иметь у себя нескольких питомцев в роде квартирантов, находящихся под одною их инспекциею», причём поручил директору строго наблюдать, «чтобы в Нежине никто не учреждал мужского пансиона, могущего делать вред самой гимназии». В начале 1822 года заехал в Нежин к своему дяде, Томаре помещик Краснокутский и послал за своим племянником, жившим у Амана и Зельднера, «содержателей какого-то пансиона при гимназии». Племянника не пустили и Томара объяснил, что ему запрещено к нему ходить, что он даже получил от племянника Краснокутского дерзкое письмо, совершенно противное правилам почтительности в родственниках», написанное, как объяснял Томара, по наущению надзирателей. Всё это Краснокутский изложил в письме к попечителю и, кроме того, сообщил о дошедшем до него слухе, «что некоторые из сих молодых воспитанников заражены венерическою болезнию». В ту же ми-
