Показание Кукольника, как прямо направленное против обвиняющей стороны, не могло не обратить на себя особенного внимания последней. «С первого взгляда на сие показание», пишет вслед за тем в конференцию Моисеев, «всякий признает оное совершенно несправедливым и даже невероятным, чтобы он, будучи ещё в тех низших классах сей гимназии — пятого и шестого — и, как по спискам значится, в третьем отделении по языкам, где читается одна только грамматика языков, занимался уже из оных немецких и французских книг составлением на российском языке записок, и при том о естественном праве, то есть о такой науке, которая от него впереди была ещё далеко и о которой он тогда ещё никакого понятия не имел и иметь не мог». «При том же», замечает Моисеев, «в бытность инспектором долгое время, он никогда книг этого рода ни у кого, а равно и у Кукольника, не замечал». Ссылка Кукольника на рукописные замечания его отца о естественном праве вызвала со стороны Моисеева следующий отзыв: «Сие Кукольника показание также совершенно несправедливо, ибо таковых о естественном праве рукописей отца его никогда у него не было; а если бы они тогда у него имелись, то они и теперь у него были бы, ибо сжечь оные без причины, как он утверждал в конференции, во-первых, могло бы ему попрепятствовать самое уважение к памяти отца своего, которого рукописи, как отца и мужа ученого, должны быть ему всегда дороги; во-вторых, чтобы он сжег их потому, что сам нашёл в них много нелепого и вредного, то сего допустить никак неможно; инако следовало бы признать, что он, Кукольник, умнее и благоразумнее своего отца, мужа ученостью своею и образом мыслей в ученом свете известного. При том же, если сии пагубные записки о естественном праве были извлечены из объявленных им книг и рукописей, коих, как он в показаниях своих объявил, не могши по вредному их содержанию долее у себя держать, частью будто оные возвратил тем, у кого брал, а частью сжег, то почему же он, Кукольник, оное извлечение, как самую вредную оных сущность, держал у себя во всё время преподавания господином Белоусовым естественного права во всё продолжение истекшего учебного года».
Снятием допросов с учеников окончилось на время делопроизводство в конференции и всё оно было препровождено к высшему начальству. Не без страха, конечно, ожидали решения из Петербурга заинтересованные лица. Более полугода продолжавшееся делопроизводство довело и наставников, и учеников до такого возбуждения, до такого извращения их взаимных отношений, породило столь ненормальное состояние всего заведения, что необходимо было принять быстрые и решительные меры для прекращения зла. До какой степени возбуждены были страсти между преподавателями, видно например из рапорта Иеропеса от 29-го ноября, в котором он доносит, что в одном из заседаний конференции Белоусов обратился к нему с словами: «я тебя задушу».
Такому настроению умов много содействовали и самые показа-
