ленный стонъ раздался подлѣ нея и заставилъ ее подняться. Она задрожала отъ ужаса.
Маленькая служанка, вся посинѣвшая, съ блуждающими глазами, сидѣла на полу, вытянувъ ноги и прислонившись спиной къ кровати. Жанна бросилась къ ней. „Что съ тобой, что съ тобой?“ Та не произнесла ни слова, не сдѣлала ни жеста, она устремляла на свою госпожу безумный взглядъ и тяжело дышала, какъ будто терзаемая нестерпимою болью. Потомъ вдругъ, вытянувшись всѣмъ тѣломъ, она опрокинулась на спину, испустивъ сквозь стиснутые зубы раздирающій крикъ.
Подъ ея платьемъ, прилипшемъ къ полуголымъ ногамъ, что-то зашевелилось и оттуда раздались странные звуки, какъ будто что-то тяжелое плескалось по водѣ и захлебывалось; затѣмъ продолжительное мяуканье кошки и слабый, но уже жалобный крикъ, первый призывъ страданія ребенка, появившагося на свѣтъ.
Жанна сразу поняла и, потерявъ голову, побѣжала къ лѣстницѣ и стала кричать: „Жюльенъ, Жюльенъ“!
— Что тебѣ?—спросилъ онъ снизу.
Она съ трудомъ могла сказать: „Это… это Розалія, она…“ Жюльенъ кинулся, переступая по двѣ ступени вбѣжалъ по лѣстницѣ въ комнату, однимъ движеніемъ руки приподнялъ платье дѣвушки и увидѣлъ въ ея ногахъ отвратительный кусокъ мяса, сморщенный, корчившійся и весь покрытый слизью.
Онъ выпрямился и, съ сердитымъ лицомъ выталкивая растерянную жену, повторялъ: „Это не твое дѣло. Ступай! Пошли мнѣ Людовику и дядю Симона!“
Дрожащая Жанна спустилась въ кухню, не смѣя подняться на верхъ, вошла въ гостиную, стоявшую нетопленной со времени отъѣзда ея родителей, и стала тоскливо ожидать извѣстій сверху.