увлаженныхъ благочестіемъ, чѣмъ взгляды монаховъ, въ ихъ экстазѣ, въ ихъ порывистой любви ко Христу, возмущавшей его, какъ женская любовь. Онъ чувствовалъ эту проклятую нѣжность въ самомъ ихъ смиреніи, въ кротости ихъ голоса, въ опущенныхъ глазахъ, въ ихъ безропотныхъ слезахъ, когда онъ сурово порицалъ ихъ.
Выходя ивъ монастыря, онъ отряхивалъ рясу и ускорялъ шаги, какъ бы убѣгая отъ опасности.
У него была племянница, жившая съ матерью въ сосѣднемъ домикѣ. Ему страстно хотѣлось сдѣлать изъ нея сестру милосердія.
Она была красива, рѣзва и насмѣшлива.
Когда аббатъ дѣлалъ ей наставленія, она смѣялась; когда же онъ сердился, она горячо цѣловала его, прижимала къ своему сердцу, и онъ невольно старался освободиться отъ этилхъ объятій, хотя и испытывалъ при этомъ нѣжную радость, побуждавшую въ глубинѣ его души отцовское чувство, дремлющее въ каждомъ мужчинѣ. Онъ часто говорилъ ей о Богѣ, о своемъ Богѣ, гуляя съ ней по полевымъ дорогамъ. Она не слушала его и смотрѣла на небо, на траву и цвѣты, и радость жиэни сквозила въ ея взорѣ.
Иногда она бросалась ловить летящее насѣкомое и, поймавъ его, говорила: „Посмотри, дядя, какое оно хорошенькое; мнѣ хочется его поцѣловать“. И эта потребность цѣловать мухъ, цѣловать сѣмена сирени безпокоила, волновала, возмущала священника, который и въ этомъ находилъ опять ту же неискоренимую нѣжность, всегда распускающуюся въ сердцѣ женщинъ.
И вотъ, однажды, жена пономаря, занимавшаяся хозяйствомъ аббата Мариньяна, сообщила ему, что у его племянницы есть возлюбленный.
Онъ почувствовалъ ужасающее волненіе и, задохнувшись,
