Незамѣтно приближалась весна. Обнаженныя деревья трепетали подъ дуновеніемъ еще свѣжаго вѣтра, но во влажной травѣ канавъ, гдѣ перегнивали осенніе листья, уже показывались желтыя буквицы. Со всей равнины, со дворовъ фермъ, съ размякшихъ полей поднимался запахъ сырости, броженія. Цѣлыя полчища маленькихъ зеленыхъ точекъ показались изъ темной земли, блистая подъ солнечными лучами.
Толстая женщина богатырскаго сложенія заступила мѣсто Розаліи и поддерживала баронессу во время ея монотонныхъ прогулокъ вдоль по аллеѣ, по которой ея еще болѣе отяжелѣвшая, волочившаяся нога оставляла сырой и грязный слѣдъ. Папа велъ подъ руку Жанну, теперь тоже отяжелѣвшую и постоянно больную; тетя Лизонъ, безпокойная, озабоченная предстоящимъ событіемъ, поддерживала ее подъ руку съ другой стороны, смущенная этой тайной, которую ей никогда не суждено было узнать.
Такимъ образомъ они ходили по цѣлымъ часамъ, почти не разговаривая, между тѣмъ какъ Жюльенъ рыскалъ верхомъ по окрестностямъ. Это была новая причуда, внезапно имъ овладѣвшая.
Ничто не нарушало теченія ихъ унылой, однообразной жизни. Баронъ, его жена и виконтъ сдѣлали визитъ Фурвиллямъ, съ которыми Жюльенъ, казалось, былъ очень близокъ, хотя и не извѣстно было какъ и когда онъ съ ними познакомился. Обмѣнялись еще однимъ церемоннымъ визитомъ съ Бризевиллями, безвыѣздно жившими въ ихъ сонномъ замкѣ.
Однажды послѣ полудня, около четырехъ часовъ, двое верховыхъ—мужчина и дама—рысью въѣхали на дворъ передъ замкомъ. Жюльенъ, очень оживленный, вбѣжалъ въ комнату Жанны.
