Она подождала четверть часа, двадцать минутъ, удивляясь, не понимая, что они могли тутъ дѣлать. Сойдя на землку она не шевелилась, прислонившись къ стволу дерева и двѣ маленькихъ птички, не замѣчая ея, спустились около на траву.
Одна изъ нихъ волновалась и прыгала около другой съ поднятыми и трепещущими крыльями, наклоняя головку и пища, и вдругъ онѣ сошлись.
Жанна была удивлена, какъ будто прежде не знала этого; потомъ она сказала:
— Да, правда, это весна!—и вдругъ у нея блеснула другая мысль, мелькнуло подозрѣніе. Она взглянула на перчатку, на хлысты, на двухъ привязанныхъ лошадей и быстро вскочила на сѣдло съ непреодолимымъ желаніемъ бѣжать.
Она пустилась въ галопъ по направленію къ Тополямъ. Голова ея работала: размышляла, соединяла факты, группировала обстоятельства. Какъ она не догадалась объ этомъ раньше? Какъ она ничего не видала? Какъ она не понимала отлучекъ Жюльена, возобновленія его былого изящества, смягченія его характера? Теперь она понимала первые порывы Жильберты, ея преувеличенную ласковость и ту, окружавшую ее съ нѣкотораго времени, атмосферу блаженства, благодаря которой графъ былъ счастливъ.
Она пустила свою лошадь шагомъ, потому что ей надо было серьезно обдумать, а быстрая ѣзда нарушала теченіе ея мыслей.
Когда первое волненіе утихло, на сердцѣ у нея сдѣлалось почти покойно, въ немъ не было ни ревности, ни ненависти, а только презрѣніе. Она была равнодушна къ Жюльену, ее уже больше ничего въ немъ не удивляло, но ее возмущала двойная измѣна графини, ея подруги. Зна-
