лось отъ продажи фермы Эльто. Я продалъ ее, чтобы привести въ порядокъ наши Тополя, гдѣ мы теперь будемъ постоянно жить.
Она насчитала шесть тысячъ четыреста франковъ и спокойно положила ихъ въ карманъ. Тридцать одна ферма досталась имъ отъ родителей. Это уже продавалась девятая. Оставшаяся земля приносила имъ двадцать тысячъ годовой ренты, и эта цифра легко могла бы возрости до тридцати тысячъ при разумной администраціи.
Такъ какъ они жили довольно просто, то этого дохода было бы вполнѣ достаточно, еслибы въ домѣ не было бездонной дыры. Благодаря ихъ добротѣ, деньги изсякали въ ихъ рукахъ такъ же, какъ изсякаетъ вода въ болотѣ подъ лучами солнца. Они плыли, утекали, исчезали. Какъ? Никто не зналъ. Безпрестанно каждый изъ нихъ говорилъ: „не знаю, какимъ образомъ, но я сегодня истратилъ сто франковъ, не сдѣлавъ никакихъ крупныхъ покупокъ.“
Эта щедрость составляла едва ли не главное счастье ихъ жизни, и въ этомъ отношеніи они вполнѣ сходились.
Жанна спросила:
— А красивъ ли мой замокъ теперь?
— Увидишь, дочурка,—весело отвѣтилъ баронъ.
Ливень понемногу утихъ. Осталось нѣчто вродѣ тумана, мелкая дождевая пыль. Сводъ тучъ какъ-будто подымался, блѣднѣлъ; и вдругъ въ незамѣтное отверстіе проскользнулъ косой лучъ солнца и освѣтилъ луга.
Туча разступилась и показалось голубое небо. Облака разрывались, какъ легкая газовая вуаль, свѣтъ становился все шире и чудное, лазурное небо, чистое и яркое, раскинулось надъ землей.
Пробѣжалъ свѣжій, легкій вѣтерокъ, какъ счастливый вздохъ земли; и когда они проѣзжали мимо сада или лѣса,
