Жанна удивилась.
— Отдыхать? Да я не устала. Наконецъ, что о насъ скажутъ, что подумаютъ? Какъ ты спросишь отдѣльную комнату среди бѣла дня? О, Жюльенъ, умоляю тебя...
Онъ прервалъ ее:
— Очень мнѣ нужно знать, что скажутъ и подумаютъ въ гостиницѣ. Вотъ увидишь, какъ мало я этимъ стѣсняюсь.
И онъ позвонилъ.
Она замолчала и только опустила глаза, возмущенная и тѣломъ, и душой этой непрестанной чувственностью своего мужа; она повиновалась покорно, но съ негодованіемъ и отвращеніемъ, видя въ этомъ нѣчто животное, низкое, — словомъ, грязное.
Чувственность ея еще спала, а мужъ смотрѣлъ на нее, какъ на существо, которое вполнѣ раздѣляетъ его пылъ. Когда человѣкъ вошелъ, Жюльенъ приказалъ проводить ихъ въ отдѣльную комнату. Слуга, настоящій корсиканецъ, обросшій волосами до глазъ, не понималъ и утверждалъ, что комната будетъ готова къ ночи.
Выведенный изъ терпѣнія, Жюльенъ настаивалъ:
— Нѣтъ, сейчасъ. Мы устали съ дороги и намъ нуженъ отдыхъ.
Тогда улыбка скользнула по губамъ слуги, а Жанна готова была убѣжать.
Когда они, часъ спустя, сошли внизъ, ей совѣстно было проходить мимо встрѣчавшихся имъ людей. Она досадовала на Жюльена за то, что онъ этого не понимаетъ, за отсутствіемъ въ немъ стыдливости и инстинктивной деликатности; она чувствовала между нимъ и собой завѣсу, преграду, а теперь въ первый разъ замѣчала, что два существа никогда не въ состояніи проникнуть другъ другу въ душу, въ глубину мысли, и идутъ рядомъ связанные, но не слившіеся, и
