Умиравшихъ отъ жажды въ пустынѣ,
Замерзавшихъ на кромкѣ вѣчнаго льда,
Вѣрныхъ нашей планетѣ,
Сильной, веселой и злой,
Возятъ мои книги въ сѣдельной сумкѣ,
Читаютъ ихъ въ пальмовой рощѣ,
Забываютъ на тонущемъ кораблѣ.
Я не оскорбляю ихъ неврастеніей,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоѣдаю многозначительными намеками
На содержимое выѣденнаго яйца.
Но когда вокругъ свищутъ пули,
Когда волны ломаютъ борта,
Я учу ихъ, какъ не бояться,
Не бояться и дѣлать, что надо.
И когда женщина съ прекраснымъ лицомъ,
Единственно дорогимъ во вселенной,
Скажетъ: я не люблю васъ —
Я учу ихъ, какъ улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше.
А когда придетъ ихъ послѣдній часъ,
Ровный, красный туманъ застелетъ взоры,
Я научу ихъ сразу припомнить
Умиравших от жажды в пустыне,
Замерзавших на кромке вечного льда,
Верных нашей планете,
Сильной, веселой и злой,
Возят мои книги в седельной сумке,
Читают их в пальмовой роще,
Забывают на тонущем корабле.
Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца.
Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать, что надо.
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас —
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелет взоры,
Я научу их сразу припомнить
