если нѣтъ такъ казнить, голову рубить!
Вотъ когда нашему Ивану пришлось хоть волкомъ взвыть! Разорвись нашъ братъ на двое, скажутъ: двѣ ноги, двѣ руки, почему не на четверо? Подгорюнился, пришелъ домой, судьбу свою проклинаетъ, смерть вѣрную ожидаетъ; попало зернышко подъ жерновъ, быть ему смолоту; съ вѣтромъ божьимъ съ волею мастера не поспоришь. Но прекрасная Катерина, спросивъ и узнавъ кручину супруга-сожителя, снова намекнула ему: это не служба, а службишка, а служба будетъ впереди; положила спать, убаюкала тою же пѣснію, вышла и накликала вѣщуна-чародѣя. Идетъ, головой киваетъ, бородой слѣдъ заметаетъ — какъ свиснетъ да топнетъ на своихъ на прикащиковъ — ночи тму затмили; а за работу принялись, такъ не только по горсти земли, по зерну, по одной песчинкѣ на брата не досталось!
если нет так казнить, голову рубить!
Вот когда нашему Ивану пришлось хоть волком взвыть! Разорвись наш брат надвое, скажут: две ноги, две руки, почему не начетверо? Подгорюнился, пришел домой, судьбу свою проклинает, смерть верную ожидает; попало зернышко под жернов, быть ему смолоту; с ветром божьим, с волею мастера не поспоришь. Но прекрасная Катерина, спросив и узнав кручину супруга-сожителя, снова намекнула ему: это не служба, а службишка, а служба будет впереди; положила спать, убаюкала тою же песнию, вышла и накликала вещуна-чародея. Идет, головой кивает, бородой след заметает — как свистнет да топнет на своих на приказчиков — ночи тму затмили; а за работу принялись, так не только по горсти земли, по зерну, по одной песчинке на брата не досталось!
