вились, отряхнулись, какъ орлики молодые изъ гнездышка, оглянулись на всѣ четыре стороны, порадовались свѣту бѣлому, и пошли промышлять себѣ жительства, яства и питія. Познали себя на островѣ чудесномъ, гдѣ всякихъ кореньевъ питательныхъ и вкусныхъ, фруктовъ, овощей и винограду, хоть лопатой загребай; пастила, въ латочкахъ, на деревьяхъ ростетъ, медъ Липецкой густымъ потокомъ клубится, хрусталь сахарной берега его устилаетъ, квасъ малиновый рѣкой судоходной протекаетъ, калачи горячіе Московскіе паромъ своимъ воздухъ согрѣваютъ, мороженое, тридцатипяти сортовъ, на подносикахъ золотыхъ, дѣвушки русокосыя разносятъ.
Не хочу и рая, сказалъ Могучанъ, буду здѣсь жить и умирать. Накинулъ кольчугу чеканную, шеломъ съ летучимъ зміемъ и гривою косматою, поднялъ щитъ какъ солнце ясный, и мечъ кладенецъ. Оглянулся на Рогволода —
вились, отряхнулись, как орлики молодые из гнёздышка, оглянулись на все четыре стороны, порадовались свету белому, и пошли промышлять себе жительства, яства и пития. Познали себя на острове чудесном, где всяких кореньев питательных и вкусных, фруктов, овощей и винограду, хоть лопатой загребай; пастила, в латочках, на деревьях растет, мед Липецкой густым потоком клубится, хрусталь сахарной берега его устилает, квас малиновый рекой судоходной протекает, калачи горячие Московские паром своим воздух согревают, мороженое, тридцатипяти сортов, на подносиках золотых, девушки русокосые разносят.
Не хочу и рая, сказал Могучан, буду здесь жить и умирать. Накинул кольчугу чеканную, шелом с летучим змием и гривою косматою, поднял щит как солнце ясный, и меч кладенец. Оглянулся на Рогволода —
