согрѣвающій аппаратъ! Тамъ вы по крайней мѣрѣ ровно никому не мѣшали!.. Я обязался вѣдь только продлить вашу жизнь; ну-съ, вы и будете тамъ существовать для того, чтобъ выплачивать мнѣ преміи, причитающіяся на законномъ основаніи.
— Не стоитъ, право, и спорить изъ-за такихъ пустяковъ, — съ нетерпѣніемъ прервалъ его Филоксенъ Лоррисъ. — Ла-Героньеръ получитъ извѣстную долю въ барышахъ. Я на это согласенъ и слѣдовательно дѣло кончено! Тѣмъ временемъ г-нъ Мареттъ вѣроятно успѣлъ уже соскучиться…
Дѣйствительно, г-нъ Мареттъ прогуливался съ взволнованнымъ видомъ по маленькой гостиной, бормоча себѣ подъ носъ что-то такое, въ чемъ можно было только разслышать:
…Неискоренимый духъ властолюбія… орудіями котораго служатъ опасныя, пагубныя чары… глубокое коварство, скрывающееся подъ маской лицемѣрной нѣжности… женщина — это фальшивое и хитрое созданіе…
— Нѣтъ надобности обращаться къ вамъ, великій мужъ, съ просьбою о разъясненіи, — замѣтилъ Лоррисъ. — Я узнаю какъ нельзя лучше этотъ портретъ. Вы подготовляете рѣчь, долженствующую громить противузаконныя притязанія женской партіи…
Политическій дѣятель провелъ нѣсколько разъ рукою по лбу и сказалъ:
— Извините меня, господа, я увлекся!.. И такъ мы съ вами говорили?..
— Мы говорили, что я покажу вамъ человѣка, котораго вы знали назадъ тому нѣсколько мѣсяцевъ въ состояніи преждевременнаго полнѣйшаго старческаго изнеможенія, вызваннаго повальнымъ нынѣшнимъ умственнымъ переутомленіемъ!.. Не угодно-ли будетъ взглянуть на него теперь?..
Филоксенъ Лоррисъ взялъ за руку бывшаго больного и поставилъ его такъ, чтобъ на него падалъ по возможности яркій свѣтъ.
— Любезнѣйшій Ла-Героньеръ! — вскричалъ Арсенъ Мареттъ. — Нѣтъ!.. Быть не можетъ!.. Неужели это вы?
— Разумѣется я самъ, — отвѣтилъ улыбаясь бывшій больной. — Можете смѣло вѣрить собственнымъ глазамъ.
Затѣмъ, ударивъ себя нѣсколько разъ кулакомъ въ грудь, Ла-Героньеръ добавилъ: