лѣниво скользя мыслью за газетой, отдыхалъ душой отъ вчерашнихъ тревогъ.
Гдѣ-то за рѣчкой заиграла дружной гаммой гармоника, громкая, задорная. Высокій, молодой голосъ, надрываясь отъ напраснаго усилія, запѣлъ частушку, и отецъ Ѳеофанъ явственно различилъ оборванный припѣвъ ея: «батюшки-и!»
Внутри у него что-то задрожало.
— Нѣтъ, — успокаивалъ себя попъ, — не посмѣютъ хулить... да это, слыхать, другая пѣсня...
Пѣсня обрывалась, привскакивала, догоняла подыгрыванье гармоники и, овладѣвъ вниманіемъ отца Ѳеофана, никакъ не хотѣла раскрыть передъ нимъ своего содержанія...
Онъ такъ и не узналъ, о чемъ пѣли голосъ съ гармоникой.
Матушка высунувшись въ окно крикнула:
— Узналъ бы ты, гдѣ играютъ дѣти, a то нѣтъ никого... запропастились всѣ.
— Гдѣ имъ быть: въ саду или въ оградѣ.
— Узнай-ко... что все сидишь... Капочкѣ каша готова на ужинъ и спать ей пора.
Лѣниво поднявшись, отецъ Ѳеофанъ пошелъ на задворки, въ садъ. Подъ ногами хрустѣла прошлогодняя травка, закутанная уже наивной молодой зеленью. Дымчато-сѣдыя яблони, готовыя раскинуть свой розовый цвѣтъ, уже благоухали, а вишни и терны стояли въ цвѣту, словно опушенные инеемъ.
лениво скользя мыслью за газетой, отдыхал душой от вчерашних тревог.
Где-то за речкой заиграла дружной гаммой гармоника, громкая, задорная. Высокий, молодой голос, надрываясь от напрасного усилия, запел частушку, и отец Феофан явственно различил оборванный припев её: «батюшки-и!»
Внутри у него что-то задрожало.
— Нет, — успокаивал себя поп, — не посмеют хулить... да это, слыхать, другая песня...
Песня обрывалась, привскакивала, догоняла подыгрыванье гармоники и, овладев вниманием отца Феофана, никак не хотела раскрыть перед ним своего содержания...
Он так и не узнал, о чём пели голос с гармоникой.
Матушка высунувшись в окно крикнула:
— Узнал бы ты, где играют дети, a то нет никого... запропастились все.
— Где им быть: в саду или в ограде.
— Узнай-ко... что всё сидишь... Капочке каша готова на ужин и спать ей пора.
Лениво поднявшись, отец Феофан пошёл на задворки, в сад. Под ногами хрустела прошлогодняя травка, закутанная уже наивной молодой зеленью. Дымчато-седые яблони, готовые раскинуть свой розовый цвет, уже благоухали, а вишни и тёрны стояли в цвету, словно опушённые инеем.
