и трепались, онъ не замѣчалъ этого. Душевный миръ попа разбился, какъ хрупкая громада изъ тонкаго расцвѣченнаго стекла, и осколки, разсыпаясь и кружась, больно рѣзали сознаніе, впиваясь въ него тысячами граней и иглъ.
Настасья, дородная молодая солдатка, сидѣла на кухнѣ за прибраннымъ, начисто выскобленнымъ столомъ. Она пила свой праздничный вечерній чай съ «оскребушками».
Лицо ея, потное и полное, лоснилось, рдѣлось, выражало довольство судьбой. Видъ разстроеннаго отца Ѳеофана, влетѣвшаго въ кухню съ манерой совсѣмъ-таки необычной для его солиднаго сана, такъ озадачилъ стряпку, что она, какъ сидѣла, такъ и застыла съ огрызкомъ сахара въ зубахъ.
— Откуда ты эту пѣсню восприняла, нечестивая? — ринулся отецъ Ѳеофанъ къ Настасьѣ.
Та молча таращила глаза и ничего не соображала.
— Ты и дѣтямъ ее преподала?.. ну!..
— Господи помилуй! — бормотала Настасья, приходя понемногу въ себя, — что-й-то ты, батюшка?.. Какую такую пѣсню?..
— А заразную!.. — съ задоромъ выкрикнула Капочка, успѣвшая шаромъ прикатиться на кухню. — «У попа-то рукава-то...» а?... не ты пѣла?
За спиной отца Ѳеофана стояла уже матушка, а въ дверяхъ, прижимаясь къ косяку, прятался Васечка, любопытствующій и веселый.
и трепались, он не замечал этого. Душевный мир попа разбился, как хрупкая громада из тонкого расцвеченного стекла, и осколки, рассыпаясь и кружась, больно резали сознание, впиваясь в него тысячами граней и игл.
Настасья, дородная молодая солдатка, сидела на кухне за прибранным, начисто выскобленным столом. Она пила свой праздничный вечерний чай с «оскрёбушками».
Лицо её, потное и полное, лоснилось, рделось, выражало довольство судьбой. Вид расстроенного отца Феофана, влетевшего в кухню с манерой совсем-таки необычной для его солидного сана, так озадачил стряпку, что она, как сидела, так и застыла с огрызком сахара в зубах.
— Откуда ты эту песню восприняла, нечестивая? — ринулся отец Феофан к Настасье.
Та молча таращила глаза и ничего не соображала.
— Ты и детям ее преподала?.. ну!..
— Господи помилуй! — бормотала Настасья, приходя понемногу в себя, — чтой-то ты, батюшка?.. Какую такую песню?..
— А заразную!.. — с задором выкрикнула Капочка, успевшая шаром прикатиться на кухню. — «У попа-то рукава-то...» а?... не ты пела?
За спиной отца Феофана стояла уже матушка, а в дверях, прижимаясь к косяку, прятался Васечка, любопытствующий и весёлый.
