Живо прошли, перетрусили посадъ. Дѣдъ не утерпѣлъ, взялся за лозу. Отецъ сгребаетъ второй ворохъ, подкидываетъ зерно, пробуетъ вѣять. Вѣтерокъ добрый: золотымъ роемъ кружится мякина въ воздухѣ, уплываетъ прочь, ткетъ по снѣжному насту паутину. И далеко кругомъ окрасился снѣгъ желтизной, словно подножье увядшаго осенняго лѣса.
Стелемъ еще посадъ. Дѣдъ съ отцомъ совѣщаются:
— Приѣхалъ Никита торговый въ село, у податного стоитъ...
— Уставили цѣну?
— Какъ будто не сходно.
— Почемъ?
— Безъ пятака сорокъ на мѣстѣ...
— Шала!
— Дороже не взять. Не въ городъ же везти въ самомъ дѣлѣ? Гдѣ оно время-то?.. А подушное гонитъ. У-ухъ, какъ лихо гонитъ, не живи на свѣтѣ.
— Что жъ, отмѣрить Никитѣ, пускай увезетъ.
— Увезетъ, найдетъ мѣсто.
— Съѣдятъ тамъ до зернышка!
— Съѣдятъ, тамъ прожорливы.
— Кто, дѣдынька, съѣстъ?
Глупый Петька: онъ еще спрашиваетъ. Три зимы въ училище бѣгалъ, а непонятливъ къ мужицкому горю.
Живо прошли, перетрусили посад. Дед не утерпел, взялся за лозу. Отец сгребает второй ворох, подкидывает зерно, пробует веять. Ветерок добрый: золотым роем кружится мякина в воздухе, уплывает прочь, ткёт по снежному насту паутину. И далеко кругом окрасился снег желтизной, словно подножье увядшего осеннего леса.
Стелем еще посад. Дед с отцом совещаются:
— Приехал Никита торговый в село, у податного стоит...
— Уставили цену?
— Как будто не сходно.
— Почём?
— Без пятака сорок на месте...
— Шала!
— Дороже не взять. Не в город же везти в самом деле? Где оно время-то?.. А подушное гонит. У-ух, как лихо гонит, не живи на свете.
— Что ж, отмерить Никите, пускай увезёт.
— Увезёт, найдёт место.
— Съедят там до зёрнышка!
— Съедят, там прожорливы.
— Кто, дедынька, съест?
Глупый Петька: он ещё спрашивает. Три зимы в училище бегал, а непонятлив к мужицкому горю.
