— Это отецъ Василій?..
— Онъ. Жена-то Трошкина взмолилась ему... пришелъ...
— Ишь ты, а? И то пожалѣлъ...
— Убили бы!
— И убьютъ! Что имъ?.. Аль судъ на нихъ есть?
— Знамо, въ безсудномъ селѣ живемъ! Поди-ка, тронь эдакъ въ другомъ селѣ гдѣ!.. Та-амъ, братъ!
— Самого тронутъ...
— Да-й-що какъ тронутъ...
— А мы что терпимъ?.. За что, вотъ, парня изувѣчили?.. Ну?..
— За правду!.. Отъ за что!..
— То-то вотъ и оно... Самихъ бы... эдакъ надо!
— Ш-ш-ш... полегче...
— Чаво?.. терпѣть, что ль? Сколь не терпи, онъ все лютѣй дѣлается...
— Прикрыть ихъ, бабниковъ!.. Ищи послѣ...
— И дойдетъ!..
Мужики становились злѣй. Шумливость ихъ возрастала.
— Гляди, гляди! — крикнули съ крыльца. Вѣдь писаренокъ, не иначе, туда побѣжалъ!..
— Ахъ, анаѳема...
— Доло-житъ!
Всѣ, какъ одинъ человѣкъ, оглянулись на волостное правленіе, на убѣгавшаго къ Волчихѣ писаренка.
— Это отец Василий?..
— Он. Жена-то Трошкина взмолилась ему... пришёл...
— Ишь ты, а? И то пожалел...
— Убили бы!
— И убьют! Что им?.. Аль суд на них есть?
— Знамо, в бессудном селе живём! Поди-ка, тронь эдак в другом селе где!.. Та-ам, брат!
— Самого тронут...
— Да-й-що как тронут...
— А мы что терпим?.. За что, вот, парня изувечили?.. Ну?..
— За правду!.. От за что!..
— То-то вот и оно... Самих бы... эдак надо!
— Ш-ш-ш... полегче...
— Чаво?.. терпеть, что ль? Сколь не терпи, он всё лютей делается...
— Прикрыть их, бабников!.. Ищи после...
— И дойдёт!..
Мужики становились злей. Шумливость их возрастала.
— Гляди, гляди! — крикнули с крыльца. Ведь писарёнок, не иначе, туда побежал!..
— Ах, анафема...
— Доло-жит!
Все, как один человек, оглянулись на волостное правление, на убегавшего к Волчихе писарёнка.
