— Что-жъ присадникъ? He въ присадникѣ жить...
— Да и я ему: онъ, г-рю, на плохой конецъ на двѣсти монетъ ремонту съѣстъ... а вишня плевая... Семьсотъ надавалъ — пятьсотъ подождать...
— О-охъ! Подумать, да подумать надо-о... На вѣкъ, вѣдь...
Макарушкинъ выпрямился, блеснулъ глазами. Камушкинъ домъ онъ считалъ ужъ своимъ, думалъ о немъ, строилъ планы и вѣрилъ, что купитъ его...
— Разсчетъ есть и за восемь-то сотъ!.. — сказалъ онъ строго. — Ты прикинь: въ касціи двѣсти-шестьдесятъ-восемь!.. разъ!.. — Онъ пригнулъ мизинецъ правой руки, стукнулъ ею о столъ. — Плюнуть до трехсотъ... Другое: съ душами, на плохой конецъ, шестьсотъ выручимъ... Хватитъ на все, и съ ремонтомъ. А тамъ: въ задней — сами живи... За переднюю — кому не надо, дадутъ восемъ цѣлковыхъ... Раскинь-ка!
Баба молча покачала головой, вздохнула. Она соглашалась съ разсчетами мужа, но, въ силу бабьяго упрямаго чутья, хотѣла выждать, прижать Камушкина на лишнюю сотню.
— Охъ-ужъ... не знаю и какъ... А такъ бы гоже своимъ-то домкомъ... такъ-то бы гоже...
— Дастъ Господь, справимся, — увѣренно пробасилъ Макарушкинъ и опять замурлыкалъ: «архангельскій гласъ»...
— Что ж присадник? He в присаднике жить...
— Да и я ему: он, г-рю, на плохой конец на двести монет ремонту съест... а вишня плёвая... Семьсот надавал — пятьсот подождать...
— О-ох! Подумать, да подумать надо-о... Навек, ведь...
Макарушкин выпрямился, блеснул глазами. Камушкин дом он считал уж своим, думал о нём, строил планы и верил, что купит его...
— Расчёт есть и за восемь-то сот!.. — сказал он строго. — Ты прикинь: в касции двести шестьдесят восемь!.. раз!.. — Он пригнул мизинец правой руки, стукнул ею о стол. — Плюнуть до трёхсот... Другое: с душами, на плохой конец, шестьсот выручим... Хватит на всё, и с ремонтом. А там: в задней — сами живи... За переднюю — кому не надо, дадут восемь целковых... Раскинь-ка!
Баба молча покачала головой, вздохнула. Она соглашалась с расчётами мужа, но, в силу бабьего упрямого чутья, хотела выждать, прижать Камушкина на лишнюю сотню.
— Ох уж... не знаю и как... А так бы гоже своим-то домком... так-то бы гоже...
— Даст Господь, справимся, — уверенно пробасил Макарушкин и опять замурлыкал: «архангельский глас»...
