Разсказавъ какъ-то про свое положеніе Тимошкѣ, Антонъ получилъ отъ него очень короткій и опредѣленный совѣтъ:
— Плюнь на все, да махни въ городъ.
— Мѣста, пожалуй, не найдешь.
— Мѣста? Фю-ю! Этого добра тамъ сколько хошь.
— А паспортъ?
— У отца проси...
— He дастъ онъ...
— Обманомъ, дурья голова! A то и такъ... На кой лядъ его паспортъ-то настоящій? Я тебѣ могу такіе «глаза» поддѣлать, что и самъ квартальный за настоящій паспортъ сочтетъ.
Вскорѣ Антонъ обзавелся «глазами», въ видѣ паспортной книжки, и берегъ ихъ, какъ святыню.
Часто, оставаясь наединѣ, онъ прочитывалъ книжку отъ крышки до крышки и находилъ въ ней будущее разрешѣніе своей жизненной задачи.
Рассказав как-то про своё положение Тимошке, Антон получил от него очень короткий и определённый совет:
— Плюнь на всё, да махни в город.
— Места, пожалуй, не найдёшь.
— Места? Фю-ю! Этого добра там сколько хошь.
— А паспорт?
— У отца проси...
— He даст он...
— Обманом, дурья голова! A то и так... На кой ляд его паспорт-то настоящий? Я тебе могу такие «глаза» подделать, что и сам квартальный за настоящий паспорт сочтёт.
Вскоре Антон обзавёлся «глазами», в виде паспортной книжки, и берёг их, как святыню.
Часто, оставаясь наедине, он прочитывал книжку от крышки до крышки и находил в ней будущее разрешение своей жизненной задачи.
Михайла пригналъ гуртъ поздно, отца уже не было дома. Убравъ скотину, братья оставались въ избѣ одни. Михайла сидѣлъ за столомъ надъ книгой; Антонъ курилъ возлѣ печки.
Между братьями, какъ вообще водится въ крестьянскихъ семьяхъ, не существовало близости. Антонъ, какъ старшій, съ дѣтскихъ лѣтъ привыкъ относиться къ брату слегка пренебрежительно.
Михайла пригнал гурт поздно, отца уже не было дома. Убрав скотину, братья оставались в избе одни. Михайла сидел за столом над книгой; Антон курил возле печки.
Между братьями, как вообще водится в крестьянских семьях, не существовало близости. Антон, как старший, с детских лет привык относиться к брату слегка пренебрежительно.
