— О, Господи, — кричалъ поваръ. — Помогите, помогите! Возьмите его отъ меня! Возьмите его!
Всѣ почувствовали облегченіе: охотники гоготали. Трагедія, повидимому, кончилась и начинался фарсъ. Матросы теперь смѣло подвигались все ближе впередъ и, весело скаля зубы, смотрѣли, какъ колотили ненавистнаго имъ кока. Даже я обрадовался. Я сознаюсь, что мнѣ ужасно нравилось, какъ Личъ колотилъ кока, хотя онъ билъ его такъ же ужасно, какъ по винѣ этого самаго кока избили Джонсона. Но выраженіе лица Волка Ларсена совершенно не измѣнилось. Онъ даже не перемѣнилъ своей позы и продолжалъ смотрѣть попрежнему, съ большимъ любопытствомъ. Несмотря на всю его прагматическую увѣренность, онъ все же съ интересомъ наблюдалъ игру и движеніе жизни, въ надеждѣ открыть что-нибудь новое, увидѣть въ самыхъ безумныхъ ея кривляніяхъ что-нибудь такое, что раньше ускользало отъ него, — найти ключъ къ тайнѣ, благодаря которому все стало бы яснымъ и простымъ.
Но что это было за избіеніе! Оно нисколько не уступало тому, что я видѣлъ въ каютѣ. Поваръ напрасно старался защитить себя отъ разъяреннаго парня и тщетно пытался убѣжать въ кухню. Онъ катился по направленію къ ней, ползъ къ ней, падаль возлѣ нея, когда его сбивали на полъ. Но ударъ сдѣдовалъ за ударомъ съ невѣроятной быстротой. Его бросали, какъ мячикъ, пока, наконецъ, онъ, какъ Джонсонъ, не былъ избить до такой степени, что лежалъ безъ всякаго движенія. И никто не вмѣшивался. Личъ могъ бы убить его,
