онѣ могли охотиться, не мѣшая другъ-другу; и Македонія, совершенно застлавъ нашу линію лодокъ, прошла затѣмъ далеко къ сѣверу.
— Что теперь будетъ? — спросилъ я Волка Ларсена, не въ состояніи больше сдерживать свое любопытство.
— Это васъ не касается, — отвѣтилъ онъ грубо. — Вы въ тысячу лѣтъ не угадаете въ чемъ дѣло; лучше молитесь о томъ, чтобы вѣтеръ окрѣпъ.
— Впрочемъ, я могу вамъ это сказать, — прибавилъ онъ, спустя нѣкоторое время. — Я собираюсь дѣйствовать по рецепту моего братца. Короче говоря, я теперь тоже буду поступать съ нимъ по-свински, но только не одинъ день, а весь остатокъ сезона; при томъ, конечно, условіи, чтобы намъ повезло.
— А если не повезетъ? — спросилъ я.
— Это я не принимаю во вниманіе, — отвѣтилъ онъ со смѣхомъ. — Намъ должно повезти, или мы пропали.
Онъ сталъ у руля, а я пошелъ въ кубрикъ, гдѣ у меня лежали раненые Нильсонъ и Могриджъ. Нильсонъ чувствовалъ себя прекрасно, ибо его сломаная нога отлично сросталась; но кокъ совершенно палъ духомъ, и мнѣ было его искренно жаль. Было удивительно, что онъ еще жилъ и цѣплялся за жизнь. Жестокія испытанія превратили его тѣло въ жалкую щепку, но искра жизни попрежнему ярко горѣла въ немъ.
— Съ искусственной ногой, — а теперь ихъ дѣлаютъ отлично, — вы можете продолжать свое занятіе до конца жизни, — весело увѣрялъ я его.
