— А что если я сейчасъ закрою трюмъ? Вы теперь ужъ не проведете меня, какъ въ кладовой.
— Волкъ Ларсенъ, — сказалъ я сурово въ первый разъ называя его по его прозвищу. — Я не могу застрѣлить безпомощнаго, незащищающагося человѣка, вы это знаете. Но, предупреждаю васъ, не столько ради васъ, какъ ради самого себя, что я застрѣлю васъ, какъ только вы вздумаете сдѣлать мнѣ какую*нибудь непріятность. Я могу застрѣлить васъ и сейчасъ; теперь, если хотите, попробуйте закрыть трюмъ.
— Тѣмъ не менѣе я запрещаю вамъ, положительно запрещаю трогать мое судно.
— Но послушайте, чудакъ, — сказалъ я, — вы такъ объ этомъ говорите, словно ссылаетесь на ваше моральное право собственности. Но вѣдь вы никогда не признавали нранственныхъ правь по отношенію къ другимъ! Не думаете ли вы, что я стану признавать ихъ по отношенію къ вамъ?
Я сталъ какъ разъ подъ открытымъ люкомъ трюма, чтобы увидѣть его. Осутствіе выраженія на его пицѣ подчеркивалось тѣмъ, что глаза его не мигали и были широко открыты. Зрѣлище было не изъ пріятныхъ.
— И никто, даже Гёмпъ не выкавываетъ къ нему уважения… — насмѣшливо сказалъ онъ. Но насмѣшка звучала только въ его голосѣ. Лицо же оставалось попрежнему безъ всякаго выраженія.
— Какъ поживаете, миссъ Брюстеръ? — сказалъ онъ вдругъ, послѣ небольшой паузы.
Я испуганно взглянулъ на него. Она за все время не сказала ни слова, даже не шелохнулась.
