футовъ надъ палубой. Если бы былъ порядочный вѣтеръ, то это не было бы такъ скверно, но Призракъ качался на широкихъ волнахъ, и при каждомъ его качаніи паруса грузно болтались и трепыхались и могли сбросить внизъ человѣка, какъ муху.
Гэрисонъ слышалъ приказаніе и понялъ, что отъ него требовали, но колебался. Онъ, вѣроятно, лѣзъ наверхъ въ первый разъ въ жизни. Іогансенъ, заразившійся деспотизмомъ отъ Волка Ларсена, разразился потокомъ отборной брани и проклятій.
— Будетъ, Іогансенъ, — рѣзко сказалъ Ларсенъ. — Имѣйте въ виду, что когда нужно браниться на этомъ суднѣ, бранюсь я. Если же мнѣ нужна будётъ ваша помощь, я вамъ скажу.
— Слушаю, сэръ, — покорно отвѣтилъ боцманъ.
Когда Гэрисонъ началъ взбираться на мачту и вдоль реи, я смотрѣлъ на него изъ двери кухни и видѣлъ, какъ онъ дрожалъ всѣми членами, точно въ лихорадкѣ. Онъ подвигался впередъ очень осторожно и медленно. Фигура его на фонѣ яснаго голубого неба походила на огромнаго паука, ползущаго по гигантской паутинѣ.
При прохожденіи вдоль реи ему удавалось держаться за тросы и блоки, но трудность заключалась въ томъ, что вѣтеръ не былъ достаточно силенъ и постояненъ, чтобы держать паруса надутыми. Когда Гэрисонъ былъ уже на полдорогѣ, Призракъ низко накренился на одну сторону, затѣмъ на другую, попавъ между двумя большими волнами. Гэрисонъ остановился и судорожно уцѣпился за тросы. Парусъ повисъ, тросъ ослабѣлъ
