часть офицеровъ на „Отважномъ“ не привыкла. Только Петръ Васильевичъ умѣлъ наполнять свою жизнь постоянными служебными хлопотами и дѣлами, выдумывая ихъ, если ихъ не было. Да молодой докторъ, казалось, не скучалъ, хотя больныхъ на корветѣ и не было. Онъ цѣлыми днями читалъ или писалъ длиннѣйшія письма къ своей молодой женѣ, съ которой разстался черезъ годъ послѣ свадьбы, и старался разгонять тоску по любимой женщинѣ въ серьезномъ чтеніи и въ передачѣ ей своихъ замѣтокъ и впечатлѣній о первомъ своемъ плаваніи.
Остальные не знали, куда дѣвать время послѣ вахтъ и короткихъ ученій. Книги въ маленькой бнбліотекѣ корвета всѣ прочитаны. Новыхъ береговыхъ впечатлѣній, объединяющихъ разные характеры, темпераменты, взгляды и привычки семнадцати человѣкъ, не было.
Всѣ изнывали и раздражались до озлобленія въ ожиданіи берега.
Даже и „Макарка“, веселая обезьяна, купленная въ Фунчалѣ, что-то притихла: не носится, какъ оглашенная, по корвету, не взбѣгаетъ на верхушки мачтъ, не дразнитъ стараго добродушнаго водолаза „Умнаго“ и не фамильярничаетъ съ матросами въ качествѣ общей любимицы.
„Макарка“ часто сидитъ на борту и грустно поглядываетъ на океанъ, точно ожидаетъ увидать берегъ съ его роскошнымъ лѣсомъ, полнымъ кокосовъ, о которыхъ, невидимому, онъ еше помнить, несмотря на то, что уже два года какъ вывезенъ изъ Африки и попалъ на Мадеру плѣнникомъ.
И „Умный“, казалось, скучаетъ по берегу. Словно чувствуя, что къ нему люди стали равнодушнѣе, чѣмъ раньше, „Умный“ больше отсыпается на припекѣ и во время авраловъ и ученій удираетъ въ каютъ-компанію, чтобы не попасться на глаза боцману, который въ это
