— 63 —
Навстрѣчу о. Спиридону изъ воротъ поповскаго домика вышла его внучка Аннушка, кривая на одинъ глазъ.
— Что это съ тобой, дѣдушка? — удивилась она.
— А что?
— Да нитки сухой нѣтъ... Могъ бы переждать дождь-то гдѣ-нибудь подъ деревомъ. Еще застудишься.
— Ну, это пустяки..-. А меня никто не спрашивалъ, Аннушка?
— Нѣтъ... Кому спрашивать-то? Мужики всѣ въ полѣ...
Въѣзжая во дворъ, о. Спиридонъ еще разъ оглянулся и покачалъ головой. Его ждалъ кипѣвшій самоваръ, но нришлось раскидывать смоченный верхній пластъ сѣна на возу подъ сараемъ. Старикѣ быль радъ физической работѣ, которая до нѣкоторой стенени заглушала внутреннюю тревогу. Аннушка усердно ему помогала, но о. Спириднъ нѣсколько разъ подозрительно посмотрѣлъ на нее, точно дѣвушка могла прочитать но его лицу о его ветрѣчѣ съ бродягой. За чаемъ о. Снирндонъ еще разъ спросилъ:
— Такъ никто, говоришь, не спрашивалъ, Аннушка?
— Чтой-то какой ты, дѣдушка: вѣдь ужъ говорила, Что никто не спрашивалъ. Вчера заходилъ писарь Митричъ...
— Приходилъ?
Да... Тебя спрашивалъ. Онъ пòмочь собираеѣся дѣлать, такъ ему боченокъ былъ нужеиъ подъ водку.
— А.,. — успокоился о. Спиридонъ,— Хлопотъ много съ пòмочыо. Напрасно онъ... Да, напрасно. Ведеръ пять одной водки выидетъ, да еще ходи, кланяйся мужикамъ. Прежде я тоже устраивалъ пòмочи, а теперь давно бросилъ.
Ужинали ужъ при огнѣ. О. Спиридонъ все погдядывалъ на окно и угнетенно вздыхалЪ. Мимо церкви то и дѣло проѣзжали возвращавшіяся съ поля телѣги. Старикъ прислушивался и, когда лошадиный топотЪ замиралъ, успокаивался. Аннушка не замѣчала этой тревоги. У нея дѣлалось такое сердитое лицо, когда она возилась съ ухватами у печи и подавала на столъ.
Передъ сномъ о. Сниридонъ обошелъ весь дворъ, не довѣряя пріѣхавшему съ поля работнику. Развѣ можно довѣрять чужому человѣку? Потомъ онъ вышелъ въ огороДъ и долго стоялъ неподвижно, глядя на чернѣвшій боръ. Сейчасъ влѣво былъ и ложокъ, въ которомъ скрывался Никита съ своей Дунькой. Что-то тамъ тенерь дѣлается? О. Спиридонъ думалъ теперь о бродягѣ такъ, точно самъ былъ его тайнымъ соучастникомъ.
— Грѣхъ-то какой... грѣхъ-то... — шепталъ онъ, возвращаясь въ горницы. Внутри поповскій домикъ былъ устроенъ совсѣмъ по-старинному. Полы оставались некрашеными и были прикрыты половиками и дорожками домашняго тканья, стѣны выкрашены желтой охрой, мебель самая простая, какъ еще поставилъ ее дѣдушка о. Спиридона, — все было просто и строго, какъ въ старинныхъ поповскихъ домахъ. Только простенькіе деревенскіе цвѣты — герань, фуксіии пѣтухи да бѣлыя занавѣеки на окнахѣ говорили о присутствіи женской руки. О. Спиридонъ обошелъ всѣ горнпцы, посмотрѣлъ, затворены ли на крючки окна, и только тогда успокоился и отправился спать въ свою темную спаленку, отгороженную отъ гостиной.
III.
О. Спиридонъ провелъ очень тревожную ночь и почти не спалъ. Только начнетъ засыпать, и вдругъ начнетъ казаться, что кто-то крадется подъ са-
