— 70 —
Тутъ ужъ вступился о. Спиридонъ. Мало ли что болтаютъ, только что происходитъ совсѣмъ ио отъ неуваженія, а отъ необразоваииости. За глаза-то и царя бранятъ. И дѣло совсѣмъ не въ жалованьи.
— Тогда будутъ чиновники, а не священники. — горячился о. Спиридонъ. Я получаю натурой со своихъ прихожанъ, и это имъ не обременительно. Не нахожу иичего постыднаго и въ томъ, что работаю съ иими наравнѣ: и пашу, и сѣю, и сѣно кошу — все самъ дѣлаю и подаю имъ благой примѣръ. А на что мнѣ три тысячи жалованья?
— Какъ на что?— обидѣлся о. Евфимій. — Просто, я хочу житъ по-человѣчески, дать приличное воспитаніе собствениымъ дѣтямъ, иакоиецъ отложить что-нибудь на старостъ самому себѣ.
— Ничего не нужно! — заявлялъ Александръ Иианычъ, переходя отъ водки къ наливкамъ. — Человѣкъ потуда только и хорошъ, пока у него нѣтъ денегъ. Ужъ, кажется, я-то знаю людей, въ своемъ уѣздѣ каждаго могу назвать...
О. Спиридонъ хотя ничего и не пилъ, но тоже разгорячился. Споръ принялъ довольно острую форму, когда старикъ но поводу казеннаго жалованья священникамъ сказалъ, что наемникъ и есть яко наемникъ, а не пастырь. О. Евфимій вспылилъ.
— Значить, вы, о. Спиридонъ, принимаете меня за наемника?
— Я зтого не говорилъ, о. Евфимій.
— Однако это ясно проистекаетъ изъ смысла вашихъ словъ....
— Перестаньте, отцы!—уговариналъ ихъ Александръ Ивънычъ.— Напрасно только спорите: жалованья вамъ все равно не дадутъ, потому что негдѣ его взять. Духовенства въ Россіи сто тысячъ, по 3.000 р. жалованья составитъ 300 милліоновъ — позвольте узнать, гдѣ ихъ взять? Мнѣ вонъ приходится казенныя-то подати выколачивать чуть не палкой, а тутъ еще выколачивай ваше поповское жалованье.. Жирно будетъ...
Въ кухнѣ поповскаго дома сидѣли у Аннушки свои гости — старшина Емельяпъ и писарь Митричъ. Войти въ горницу при Александрѣ Иванычѣ они не смѣли. Строгъ былъ Алекснидръ Иванычъ и не позволялъ старшинамъ и писарямъ въ своемъ присутствіи даже садиться. Деревенское начальство сидѣло теперь въ кухнѣ у Аннушки въ ожиданіи, какъ бы ие спросилъ ихъ Александръ Иванычъ. У него вѣдь все вдругъ.
— Не ровенъ часъ, какъ на него взглянетъ, — шопотомъ сообщалъ Емельянъ, боявшінся всякаго начальства, какъ огня. — Какъ порохъ разгорится...
Писарь Митричъ бодрился, стараясь не выдать охватившей его робости. — Не медвѣдь — не съѣстъ, — шепталъ онъ. — Только бы вотъ уснулъ поскорѣе, а заснетъ, такъ до завтра и проспитъ...
Аннушка угощала ихъ чаемъ и разной домашней стряпней, а потомъ подала по рюмкѣ водки.
— Меня-то какъ попъ Ефимъ осрамилъ...—жаловался старшина Емельянъ, зажимая ротъ рукой. — Развѣ двугривенный не деньги? Другіе-то мужики и поменьше платятъ... Этакій привередливый этотъ Ефимъ. И еще ему жалованье подавай... Прямо сказать, безстрашиый человѣкъ. Съ Александромъ Иванычемъ спорится...
— Отецъ-то Спиридонъ ловко ему отвѣтилъ...— соо6ражалъ Митричъ.— Новые-то попы ужъ очень деньги стали любить. Прежде попы куда проще были...
— Все было проще...
Когда изъ гостииой доносился хохотъ Александра Иваныча, старшина
