образомъ было однимъ изъ руководящихъ мнѣній въ древности (срав. Tacit. Uita Agrie, с. 4 Histor ΙΥ. 6). Какъ мнѣніе, высказанное Аристотелемъ, о томъ что математика, какъ наука абстрактная, совершенно доступна для юношей и вполнѣ пригодна для логизаціи ихъ разума (Eth. Кіс. 1132 а і5)? такъ и это мнѣніе Каллакла о философіи суть такія педагогическія убѣжденія, на основѣ которыхъ только и можетъ быть построена система правильнаго общаго образованія. И безъ сомнѣнія было бы очень опасно, какъ въ древности такъ и въ наше время, настаивать на томъ чтобы люди взрослые всего болѣе посвящали свое время на философствованіе: то была бы мрачная картина суемудрія и празднословія.... Но софисты по своему воспользовались мнѣніемъ Калликла о педагогическомъ значеніи философіи: они сдѣлали отъ него шагъ въ такомъ направленіи, за которымъ уже терялось всякое значеніе не только философіи, но и вообще истиннаго знанія. Философія, разсуждали софисты, не есть серьезное дѣло; философское или научное познаніе вещей не возможно, и потому оно не можетъ быть цѣлью само для себя и задачею образованія. Таковъ скептицизмъ, изъ котораго выходили софисты, и этотъ скептицизмъ есть первый и основной софизмъ. Знаніе, продолжаютъ софисты, возможно только какъ средство для цѣли внѣ его, для жизни, для дѣла. Такимъ образомъ мышленіе софистовъ, лишенное внутри себя своего предмета или цѣли къ которой оно должно стремиться, т.-е. истины, обречено на ложь; ибо оно уже не знаетъ провѣрки себя; оно не признаетъ тѣхъ общихъ началъ, которымъ должно быть вѣрно всякое истинное знаніе. Утверждая, что знаніе возможно только какъ орудіе для практической дѣятельности, софистика не признаетъ никакой моральной цѣли этой дѣятельности: знаніе должно удовлетворять самымъ разнообразнымъ цѣлямъ. Такое знаніе есть умѣнье говорить (реторика) искусство спорить (еристика) какъ общегод
образом было одним из руководящих мнений в древности (срав. Tacit. Uita Agrie, с. 4 Histor ΙΥ. 6). Как мнение, высказанное Аристотелем, о том что математика, как наука абстрактная, совершенно доступна для юношей и вполне пригодна для логизации их разума (Eth. Кис. 1132 а і5)? так и это мнение Каллакла о философии суть такие педагогические убеждения, на основе которых только и может быть построена система правильного общего образования. И без сомнения было бы очень опасно, как в древности так и в наше время, настаивать на том чтобы люди взрослые всего более посвящали свое время на философствование: то была бы мрачная картина суемудрия и празднословия.... Но софисты по своему воспользовались мнением Калликла о педагогическом значении философии: они сделали от него шаг в таком направлении, за которым уже терялось всякое значение не только философии, но и вообще истинного знания. Философия, рассуждали софисты, не есть серьезное дело; философское или научное познание вещей не возможно, и потому оно не может быть целью само для себя и задачею образования. Таков скептицизм, из которого выходили софисты, и этот скептицизм есть первый и основной софизм. Знание, продолжают софисты, возможно только как средство для цели вне его, для жизни, для дела. Таким образом мышление софистов, лишенное внутри себя своего предмета или цели к которой оно должно стремиться, т. е. истины, обречено на ложь; ибо оно уже не знает проверки себя; оно не признает тех общих начал, которым должно быть верно всякое истинное знание. Утверждая, что знание возможно только как орудие для практической деятельности, софистика не признает никакой моральной цели этой деятельности: знание должно удовлетворять самым разнообразным целям. Такое знание есть уменье говорить (риторика) искусство спорить (еристика) как общегод
