напоминаетъ-ли онъ намъ тотчасъ же словъ змѣя, который, описывая все касающееся острова, разсказываетъ египтянину, что число его дѣтей и ближнихъ простирается до цифры 75? Потомъ, тѣ слова, которыми царь встрѣчаетъ Синдбада, не похожи ли они на слова царя пунтскаго, замѣчающаго, что Богъ — главная причина его спасенія? Другія еще подробности арабской сказки, не вполнѣ ли онѣ тожественны съ такими же подробностями египетской сказки, напримѣръ, пріѣздъ Синдбада на островъ при помощи куска дерева, великолѣпные плоды, которыми онъ питается первое время на острову, радушный пріемъ царя Михраджа, довольно продолжительное пребываніе у этого царя, подарки, данные этимъ послѣднимъ передъ отъѣздомъ, наконецъ, счастливое возвращеніе домой безъ всякихъ иныхъ приключеній?
Наконецъ, остается еще одинъ пунктъ, котораго кажущееся разногласіе въ обѣихъ сказкахъ способно даже, по моему мнѣнію, сблизить ихъ одну съ другою. Это вопросъ о происхожденіи корабля, на которомъ египтянинъ возвращается съ волшебнаго острова. Въ арабской сказкѣ цѣпь событій, случающихся съ Синдбадомъ во время перваго его путешествія, складывается такимъ образомъ, что прибытіе того самаго корабля, на которомъ Синдбадъ уѣхалъ изъ отечества, въ ту самую гавань, гдѣ онъ служилъ катибомъ, не заключаетъ ничего необыкновеннаго и нисколько не противоречитъ естественной связи событій. Совсѣмъ иное видимъ мы въ египетской сказкѣ. Здѣсь прибытіе корабля изъ Египта предсказано змѣемъ. Но какимъ образомъ этотъ корабль могъ прійти, въ опредѣленное время, къ этому острову, даже мѣстоположеніе котораго совершенно неизвѣстно ни единому человѣку, по выраженію нашего папируса — этого не объясняется въ сказкѣ. Этотъ вопросъ становится даже еще темнѣе, когда мы сравнимъ начало папируса, гдѣ сказано, что египтянинъ воротился, такъ-что «не пропало ни одного человека», съ дважды повтореннымъ въ сказкѣ извѣстіемъ, что буря, разбившая корабль египтянина, пожираетъ всѣхъ его спутниковъ, «такъ что ни одного изъ нихъ не осталось въ живыхъ». Не слѣдуетъ ли, для объясненія этого противорѣчія, предположить, что египетская сказка, какъ она сохранилась въ нашемъ папирусѣ, представляетъ лишь извлеченiе изъ сказки болѣе длинной и содержавшей, можетъ быть, нѣкоторыя такія подробности, которыя теперь сохранились для насъ лишь въ соотвѣтствующей сказкѣ арабской? Или же слѣдуетъ предположить (что́ я считаю вѣроятнымъ), что противорѣчія подобнаго рода не
напоминает ли он нам тотчас же слов змея, который, описывая всё касающееся острова, рассказывает египтянину, что число его детей и ближних простирается до цифры 75? Потом, те слова, которыми царь встречает Синдбада, не похожи ли они на слова царя пунтского, замечающего, что Бог — главная причина его спасения? Другие еще подробности арабской сказки, не вполне ли они тожественны с такими же подробностями египетской сказки, например, приезд Синдбада на остров при помощи куска дерева, великолепные плоды, которыми он питается первое время на острову, радушный прием царя Михраджа, довольно продолжительное пребывание у этого царя, подарки, данные этим последним перед отъездом, наконец, счастливое возвращение домой без всяких иных приключений?
Наконец, остается еще один пункт, которого кажущееся разногласие в обеих сказках способно даже, по моему мнению, сблизить их одну с другою. Это вопрос о происхождении корабля, на котором египтянин возвращается с волшебного острова. В арабской сказке цепь событий, случающихся с Синдбадом во время первого его путешествия, складывается таким образом, что прибытие того самого корабля, на котором Синдбад уехал из отечества, в ту самую гавань, где он служил катибом, не заключает ничего необыкновенного и нисколько не противоречит естественной связи событий. Совсем иное видим мы в египетской сказке. Здесь прибытие корабля из Египта предсказано змеем. Но каким образом этот корабль мог прийти, в определенное время, к этому острову, даже местоположение которого совершенно неизвестно ни единому человеку, по выражению нашего папируса — этого не объясняется в сказке. Этот вопрос становится даже еще темнее, когда мы сравним начало папируса, где сказано, что египтянин воротился, так-что «не пропало ни одного человека», с дважды повторенным в сказке известием, что буря, разбившая корабль египтянина, пожирает всех его спутников, «так что ни одного из них не осталось в живых». Не следует ли, для объяснения этого противоречия, предположить, что египетская сказка, как она сохранилась в нашем папирусе, представляет лишь извлечение из сказки более длинной и содержавшей, может быть, некоторые такие подробности, которые теперь сохранились для нас лишь в соответствующей сказке арабской? Или же следует предположить (что́ я считаю вероятным), что противоречия подобного рода не
