Неуловимымъ видѣньемъ, неотрицаемымъ взоромъ,
Онъ таится на плоскости стѣнъ,
Ночью въ хозяйскихъ строеніяхъ бродитъ дозоромъ,
Тайностью вѣетъ, и волю свѣваетъ,
5 Умы забираетъ
Въ домовитый свой плѣнъ,
Сердцу внушаетъ, что дома уютно,
Что вотъ эти часы такъ пріятно стучатъ,
Что внѣ дома быть дурно, и прямо безпутно,
10 Что отраденъ очагъ, хоть и связанъ съ нимъ чадъ.
Расцвѣчаетъ на старыхъ обояхъ узоры,
Еле слышно на нихъ пошептавъ.
За окномъ — тамъ болота, тамъ темныя горы,
Не ходи. И колдуютъ безстрастные взоры,
15 Такъ прозрачно глядятъ, какъ на птицу удавъ.
Задержалъ уходящаго. Томно такъ стало.
Что́ отсюда идти? Всюду то же, одно.
Да и съ вѣшалки шапка куда-то упала.
И въ сѣняхъ такъ темно. И враждебностью смотритъ окно.
20 Посиди на печи. Полежи. Или въ сердцѣ все порохъ?
Спи. Усни. Дышетъ жарко. Мерцаетъ. И хочется спать.
Въ мірѣ брошены мы. Кто-то спитъ.
Что-то есть. Чу, шуршитъ.
Наползающій шорохъ.
Неуловимым виденьем, неотрицаемым взором,
Он таится на плоскости стен,
Ночью в хозяйских строениях бродит дозором,
Тайностью веет, и волю свевает,
5 Умы забирает
В домовитый свой плен,
Сердцу внушает, что дома уютно,
Что вот эти часы так приятно стучат,
Что вне дома быть дурно, и прямо беспутно,
10 Что отраден очаг, хоть и связан с ним чад.
Расцвечает на старых обоях узоры,
Еле слышно на них пошептав.
За окном — там болота, там тёмные горы,
Не ходи. И колдуют бесстрастные взоры,
15 Так прозрачно глядят, как на птицу удав.
Задержал уходящего. Томно так стало.
Что́ отсюда идти? Всюду то же, одно.
Да и с вешалки шапка куда-то упала.
И в сенях так темно. И враждебностью смотрит окно.
20 Посиди на печи. Полежи. Или в сердце всё порох?
Спи. Усни. Дышит жарко. Мерцает. И хочется спать.
В мире брошены мы. Кто-то спит.
Что-то есть. Чу, шуршит.
Наползающий шорох.
