Еще бъ мгновеніе — и Хитролисъ погибъ,
Его всего въ куски бульдоги разнесли бъ,
Но въ этотъ страшный мигъ, среди такой бѣды, Успѣлъ онъ въ лѣсъ скользнуть и замести слѣды. Весь въ клочьяхъ и крови, то бѣгомъ, то ползкомъ, И плача, и кряхтя, вернулся онъ въ свой домъ.
Гдѣ на искусанную голову и спину Повязки положить просилъ онъ Эрмелину. Всплеснула лапами несчастная жена,
Къ супругу нѣжнаго участія полна.
„Отецъ искусанъ весь, а кровь такъ и течетъ!" Рыдалъ Сверлизаборъ и охалъ Ху дородъ.
И Лисъ почувствовалъ средь жгучаго мученья.
Что въ этой ихъ любви найдетъ онъ утѣшенье.
А Изенгринъ межъ тѣмъ ужасно возмущался.
Что Хитролисъ на зубъ бульдогамъ не попался.
Со злобою, рыча, бранилъ онъ Толстуна:
„Зачѣмъ ты впутался, кому была нужна Твоя предательская морда на судѣ?"
„Но," возражалъ Толстунъ, „а справедливость гдѣ?
Еще б мгновение — и Хитролис погиб,
Его всего в куски бульдоги разнесли б,
Но в этот страшный миг, среди такой беды, Успел он в лес скользнуть и замести следы. Весь в клочьях и крови, то бегом, то ползком, И плача, и кряхтя, вернулся он в свой дом.
Где на искусанную голову и спину Повязки положить просил он Эрмелину. Всплеснула лапами несчастная жена,
К супругу нежного участия полна.
„Отец искусан весь, а кровь так и течет!" Рыдал Сверлизабор и охал Ху дород.
И Лис почувствовал средь жгучего мученья.
Что в этой их любви найдет он утешенье.
А Изенгрин меж тем ужасно возмущался.
Что Хитролис на зуб бульдогам не попался.
Со злобою, рыча, бранил он Толстуна:
„Зачем ты впутался, кому была нужна Твоя предательская морда на суде?"
„Но," возражал Толстун, „а справедливость где?
