Какъ Звонкопѣвъ, Кубышка и три другія дамы пришли требовать отмшвнія за емерть Кудазіты.
РОИЦЫНЪ день подходилъ.
Травы стояли богатыя,
И вѣтерокъ серебрилъ Въ полѣ колосья усатые.
Въ гнѣздахъ — птенцовъ урожай.
Пухомъ прозрачнымъ покрытые,
Тянутъ они черезъ край Желтые клювы раскрытые.
Звономъ мелькаютъ вокругъ Быстро стрекозы пролетныя,
И по низинамъ свой пухъ Цвѣтики стелятъ болотные.
Изъ дней всѣхъ этотъ день и выбралъ Благородъ, Чтобъ на собраніе созвать весь свой народъ. Явились воѣ на зовъ, никто не отказался,
Лишь Хитролисъ одинъ ничѣмъ не отозвался.
Тутъ стали всѣ бранить наперерывъ его:
Не держитъ никогда онъ слова своего,
Измѣнникъ онъ и лгунъ, коваренъ и лукавъ, Чужихъ онъ никогда не уважаетъ правъ.
Сильнѣе всѣхъ рычалъ и злился Изенгринъ.
Онъ къ льву приблизился и молвилъ: „Господинъ! На Хитролиса вновь я жалобу принесъ.
Пусть все собраніе рѣшаетъ мой вопросъ:
Как Звонкопев, Кубышка и три другие дамы пришли требовать отмшвния за емерть Кудазиты.
РОИЦЫН день подходил.
Травы стояли богатые,
И ветерок серебрил В поле колосья усатые.
В гнездах — птенцов урожай.
Пухом прозрачным покрытые,
Тянут они через край Желтые клювы раскрытые.
Звоном мелькают вокруг Быстро стрекозы пролетные,
И по низинам свой пух Цветики стелят болотные.
Из дней всех этот день и выбрал Благород, Чтоб на собрание созвать весь свой народ. Явились вое на зов, никто не отказался,
Лишь Хитролис один ничем не отозвался.
Тут стали все бранить наперерыв его:
Не держит никогда он слова своего,
Изменник он и лгун, коварен и лукав, Чужих он никогда не уважает прав.
Сильнее всех рычал и злился Изенгрин.
Он к льву приблизился и молвил: „Господин! На Хитролиса вновь я жалобу принес.
Пусть всё собрание решает мой вопрос:
