— Ты сейчасъ умрешь, а ты помнишь?
— Ты помнишь?
— Ты помнишь?
— Ты сейчасъ умрешь, а ты помнишь?
— Ты помнишь?
Танецъ становится быстрѣе, движенія рѣзче. Въ голосахъ поющихъ Старухъ проскальзываютъ странныя, визгливыя нотки; такой же странный смѣхъ, пока еще сдержанный, тихимъ шуршаніемъ пробѣгаетъ по танцующимъ. Проносясь мимо Человѣка, бросаютъ ему въ ухо отрывистый шепотъ.
— Ты помнишь?
— Ты помнишь?
— Какъ нѣжно, какъ хорошо!
— Какъ отдыхаетъ душа!
— Ты помнишь?
— Ты сейчасъ умрешь, сейчасъ умрешь, сейчасъ умрешь…
— Ты помнишь?
Кружатся быстрѣе, движенія рѣзче. Внезапно все смолкаетъ и останавливается. Застываютъ съ инструментами въ рукахъ музыканты; въ тѣхъ же позахъ, въ какихъ застало ихъ безмолвіе, замираютъ танцующіе.
Человѣкъ встаетъ, выпрямляется, закидываетъ сѣдую, красивую, грозно прекрасную голову и кричитъ неожиданно громко призывнымъ голосомъ, полнымъ тоски и гнѣва. Послѣ каждой короткой фразы короткая, но глубокая пауза.
— Гдѣ мой оруженосецъ?—Гдѣ мой мечъ?—Гдѣ мой щитъ?
— Я обезоруженъ! Скорѣе, ко мнѣ!—Скорѣе!—Будь прокля…
Падаетъ на стулъ и умираетъ, запрокинувъ голову. Въ то же мгновеніе, ярко вспыхнувъ, гаснетъ свѣча и сильный сумракъ поглощаетъ предметы. Точно со ступенекъ ползетъ сумракъ и постепенно заволакиваетъ все, только свѣтлѣетъ лицо умершаго Человѣка. Тихій, неопредѣленный говоръ Старухъ, шушуканье, пересмѣиванье.
