клониться своим богам, вошел в ту высокую палату и, не увидав идолов, спросил Христину:
— Где боги?
Она же молчала. Тогда, призвав рабынь, он спрашивал и их о богах, а те рассказали ему о том, что сделала с идолами его дочь. Разгневавшись, он начал бить дочь по щекам, прибавляя:
— Куда дела богов?
Но она не хотела ему отвечать. Потом, не сразу открывши честные уста свои, исповедовала Единого Истинного Бога, Живущего на Небесах, Создателя всего. Так называемых богов, золотых и серебряных, назвала бесами — идолами и рассказала, как она сокрушила их своими руками. Тогда, исполнившись величайшей ярости, Урван изрубил мечом всех рабынь, а дочь подверг различным мукам: сначала секли ее без пощады прутьями и бичами, а потом связанную бросили в темницу. Узнав об этом, мать, с плачем и рыданиями, поспешила к ней и увещевала отвратиться от Христа и вернуться к отеческим богам. Но Христова мученица не только не хотела слушать слов матери, но в таких словах отреклась от нее самой:
— Не называй меня твоею дочерью. Разве не знаешь ты, что я ношу имя Христово, какого имени не сподобился никто из нашего рода? По имени и по делам я уж не вашего рода, а Христова; я стала родственницею Христа — Царя Небесного; я Его раба и дочь; Он мне отец, мать и Господь!
Долго, таким образом, мать плакала и, не успев ничего, ушла в горести. Когда прошла ночь и настал день, Урван, подвигнутый бесом злобы на лютость, забыв о естественном чувстве любви к дочери, воссел в судилище, желая мучить святую Христину не как свою кровную дочь, но как чужую и великую злодейку. Когда вели святую из темницы на место суда, многие женщины, видя ее, говорили:
— Бог рабы Твоей Христины! Помоги ей, потому что она прибегнула к Тебе!
Вот, Христова агница стала перед Урваном — не как перед отцем, но как перед мучителем и плотоядным зверем, и стал родитель соблазнять ее хитростию:
— Жалею о тебе, дитя мое, и умоляю тебя: приступи к великим нашим богам и принеси им вместе со мною жертву,
