Когда князь сильно заболел в Смоленске и велел везти себя в Киев, то сестра его Рогнеда, видя, что брат так слаб, просила его:
— Останься здесь, в Смоленске, и здесь положим тебя в своей церкви.
Он же отвечал ей:
— Пожалуйста, не делайте так, но даже если я и очень слаб, всё-таки пусть меня везут в Киев; если Бог меня возьмет в пути, то пусть положат мое тело в монастыре святаго Феодора, построенном моим отцом; если же Бог избавит меня от этой болезни, то обещаюсь постричься в монахи в святом Киево-Печерском монастыре при блаженном Поликарпе.
Потом, когда усилилась его болезнь, и он уже был при смерти, он сказал своему духовному отцу, священнику Симеону:
— Ты ответишь Богу за то, что не позволил мне постричься у того святаго мужа в Печерском монастыре: я горячо желал этого, и да простит мне Господь грех, что я не исполнил обета!
Так принял он блаженную кончину. Началом и причиной такой добродетельной жизни приснопамятного князя было не что иное, как пример подвижнической жизни и боговдохновенная беседа преподобного отца нашего Поликарпа, бывшего в его княжение достойным начальником святой чудотворной Киево-Печерской Лавры; увлекая не только братию, но и благочестивых мирян своим добродетельным примером, он поставлял их на путь покаяния и спасения. Так заботливо пас он врученную ему Богом паству. Он долго жил и в глубокой старости преставился к Господу в 6690-м году от сотворения мира, а от рождества Христова в 1182-м, 24-го июля, в праздник святых страстотерпцев — князей русских Бориса и Глеба[1]. Облачили его тело и погребли с честию вместе со святыми отцами.
После его смерти возникло большое затруднение в монастыре: братия не могли себе избрать нового игумена. Хотя многие из блаженных старцев были достойны такого сана, но ни один не хотел его принять по своему смирению и обету безмолвия: им казалось лучше быть в повиновении и находиться в уединении, чтоб своего сокровища добродетели, собранного упор-
