— Скажи нам, госпожа наша, матушка, почему ты так печальна? У нас сердце разрывается, глядя на твою печаль и слезы.
— Не заставляйте меня открыть вам до завтра, — отвечала игумения.
— Жив Господь, — сказали старицы, — если ты не откроешь нам, матушка, то очень опечалишь нас.
Тогда игумения сказала:
— Я не хотела вам говорить до утра, но, если уж вы так просите меня, то слушайте: нас покидает Евпраксия, — завтра уходит она из этой жизни. Но пусть никто из вас сегодня об этом не говорит ей, чтоб не смущать ее, — пусть она не знает этой тайны, пока не наступит ее время.
Услышав эти слова игумении, сестры горько расплакались: все очень любили Евпраксию и чтили, зная ее за великую угодницу Божию и истинную рабу и невесту Христову; лишиться ее для них была большая потеря. Одна из сестер услышала, что старицы плачут, проведала причину, побежала тотчас в пекарню и застала там Евпраксию вместе с Юлией за печением хлебов.
— Знаешь, госпожа, — сказала она, — игумения со старицами о тебе плачут.
Евпраксия и Юлия удивились этим словам и молча стояли. Потом Юлия сказала Евпраксии:
— Уж не упросил ли царя тот, твой бывший жених, взять тебя из монастыря силой, — не об этом ли скорбят игумения со старицами?
— Жив Господь мой Иисус Христос, — отвечала святая, — хоть все царства земные соберутся, не смогут принудить меня оставить Христа моего; однако, госпожа моя Юлия, поди, узнай повернее, о чем это плачут; очень мне неспокойно на душе.
Юлия пошла, стала у дверей и слушала, что говорят, а игумения в это время рассказывала старицам свое видение.
— Видела я, — говорила она, — двух честны́х мужей в светлой одежде; вошли они в монастырь и говорят мне: пусти Евпраксию, Царь ее требует; потом пришли другие два, еще светлее, и сказали: возьми Евпраксию и веди ее к Царю. Я тотчас взяла ее и повела; когда мы пришли к каким-то чудным воротам, — я их красоту и описать не могу, — они отворились сами собой, и мы вошли внутрь; там увидели нерукотворную палату, полную несказанного блеска, и высокий трон; на нем
