правую руку мученицы, ударил по ней секирою и отсек ее; таким же образом он отсек и левую руку Февронии. Не удовлетворившись этим, жестокий мучитель повелел отсечь мученице правую ногу. Подложив дерево под ноги святой и взяв секиру в руки, оруженосец с великою силою ударил секирою повыше колена, но не смог отсечь ноги мученицы, — тогда он ударил вторично, то также безуспешно. В народе, при виде этого, начался вопль и смятение, и все негодовали на жестокость мучителя. Оруженосец же ударил по ноге в третий раз, и только тогда едва отсек ногу. Феврония от столь лютых мучений затрепетала всем телом и, хотя уже находилась на пороге смерти, однако, насколько была в силах, простирала и другую ногу, кладя ее на дерево, чтобы отсекли и ее. Увидев это, Селин сказал:
— Смотрите, сколь великую силу имеет эта бесстыдная женщина.
Потом, обратившись к оруженосцу, в сильном гневе произнес:
— Отсеки ей и другую ногу.
Тот немедленно исполнил это повеление.
Тогда Лисимах, восстав с своего седалища, сказал Селину:
— Неужели ты еще хочешь мучить эту бедную отроковицу? Пойдем отсюда, ибо наступил час обеда.
Но нечестивый Селин ответил:
— Клянусь богами, что я не оставлю ее живою, но буду здесь, пока она не умрет.
Но душа мученицы не выходила из тела ее в продолжение многих часов; тогда Селин спросил оруженосцев:
— Неужели всё еще жива эта бесстыдная женщина?
— Да, жива еще, — отвечали ему, — душа еще пребывает в ней.
Тогда Селин повелел отсечь мученице святую главу ее.
Воин, взяв в одну руку меч, другою схватил волосы на голове мученицы и заклал ее в выю, как закалывают овец, а затем отсек и голову. Тотчас же после этого Селин встал и пошел обедать; с ним шел и Лисимах, проливая слезы.
После мученической кончины святой Февронии верные, находившиеся среди народа, хотели унести честны́е мощи ее. Но Лисимах приставил к ним воинов с приказанием стеречь
