детей больше Бога, Творца всего; указывал на слова Апостола, что ско́рбь терпѣ́нїе содѣ́ловаетъ, терпѣ́нїе же и҆скꙋ́сство[1]. Видя великую скорбь своего отца, Измарагд соболезновал ему и утешал его, говоря:
— Поверь мне: Бог не оставит тебя. Ибо если бы дочь твоя находилась на пагубном пути, то Господь открыл бы тебе о ней, по молитвам святых отцов которые о том столь усердно молились; нет, я твердо уверен, что дочь твоя послушалась благого Учителя, говорящего в Евангелии: «и҆́же лю́битъ ѻ҆тца̀ и҆лѝ ма́терь па́че менѐ, нѣ́сть менѐ досто́инъ: и҆ и҆́же не ѿрече́тсѧ всегѡ̀ своегѡ̀ и҆мѣ́нїѧ, не мо́жетъ бы́ти мо́й ᲂу҆чени́къ»[2]. Бог может и в сей еще жизни показать тебе ее. Посему перестань скорбеть. Для чего ты убиваешься печалию? Напротив, за всё благодари Бога и не теряй надежды, ибо и я, когда учитель мой Агапит возвестил мне о твоем пришествии в обитель и о скорби твоей, прилежно молился Богу, чтобы Он дал тебе терпение и мужество, всё устроил бы на пользу тебе и дочери твоей и утешил бы тебя. Уповаю на то, что Бог всякого утешения не оставит тебя до конца пребывать в скорби: если и не скоро, то все-таки Он откроет тебе о судьбе твоей дочери, о которой ты так печалишься.
Затем Евфросиния, опасаясь, как бы отец не узнал ее, так как она вела с ним слишком продолжительную беседу, сказала Пафнутию:
— Господин мой, иди теперь домой с миром.
Внимая сим речам, Пафнутий и плакал, и радовался, ибо сердце его пламенело естественною любовию к Измарагду, и много пользы получил он от бесед с ним; затем он пошел к игумену и сказал ему:
— Один Бог знает, отче, какую пользу получил я от сего инока, и по благодати Божией, его слова наполнили мое сердце такой радостию, как будто бы я нашел любимое чадо.
После сего Пафнутий, попросив всех иноков молиться за себя, возвратился домой. — А Измарагд прожил в той обители тридцать восемь лет, проводя богоугодную жизнь; по прошествии сего времени он впал в тяжкую болезнь, после которой и предал Господу свою душу. Еще до преставления его,
