ложить на них страдальца нагим и в таком состоянии бить еще сильнее палками, чтобы сердце его пронзала сугубая боль: сверху от биения палками, снизу — от острых черепков. Но святый и тогда не отчаивался в своей победе над мучителем, воспевая:
«Бл҃годарю̀ тѧ̀, гдⷭ҇и, цр҃ю̀ вѣкѡ́въ, ꙗ҆́кѡ препоѧ́салъ мѧ̀ є҆сѝ си́лою на бра́нь, спѧ́лъ є҆сѝ всѧ̑ востаю́щыѧ на мѧ̀ под̾ мѧ̀, и҆ врагѡ́въ мои́хъ да́лъ мѝ є҆сѝ хребе́тъ, и҆ ненави́дѧщыѧ мѧ̀ потреби́лъ є҆сѝ»[1].
Тогда мучитель изобрел иную муку: раскалив медные сапоги, надели их на ноги Анфима. Но Божественная благодать свыше осенила страдальца, укрепляя его в страданиях, и он слышал Голос, обещавший ему вскоре венец небесный, и сей Голос исполнил сердце Анфима блаженством. От сего Божественного утешения святый начал явно пред всеми не обращать внимания на мучения, и лицо его озарилось небесною радостью, как будто он не претерпевал никакого страдания. При виде этого, мучитель изумлялся и говорил про святаго Анфима, что он — волхв и посредством какого-то волшебства превозмогает огненную силу жжения. Стали спрашивать его: почему он, находясь в таких мучениях, радуется?
— Потому я так радуюсь, — отвечал святый, — что настоящие страдания служат мне твердым упованием обещанных благ, в скором же времени я препобежду твою надменную гордыню и докажу, что твои боги много беспомощнее сил человеческих, и ты будешь каяться о злобе своей во веки, но без пользы, — и не прежде отойдешь из сей жизни, чем будешь осужден на вечную погибель.
Еще более раздраженный сими словами, мучитель приказал привязать святаго к колесу и привести ось колеса вместе с ним во вращательное движение, причем тело его жечь огнем. Но когда слуги начали исполнять царское повеление — привязали Анфима к колесу и стали разводить под ним огонь, то они сами внезапно упали как бы мертвыми. Колесо остановилось, и огонь устремился на них и опалил их, и они после поведали мучителю следующее:
— Когда мы начали вращать колесо и поджигать привязанного к нему, около нас появились три светоносных мужа и сказали: «Не бойся, раб Божий Анфим!» Когда же они обратили взор
