Страница:Журнал «Революция и церковь». №№ 9—12, 1920.pdf/87

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана

рению религиозных потребностей членов коллектива, по содержанию храма и служителей культа ни в коем случае не могут ложиться на средства хозяйственного коллектива, как такового, хотя бы и состоящего из лиц одного вероисповедания.

Эти принципы положены между прочим в основу последнего циркуляра, который издан Наркомюстом совместно с Наркомземом.

Закон 4-го января 1919 г.

Буржуазный натиск международных бандитов, затянувшаяся, благодаря непрерывной мощной поддержке иностранным капиталом гражданская война в различных областях Республики, совершенно понятное отвращение мелкобуржуазных масс к этой затяжной войне, которая с точки зрения эгоистических интересов отсталой и наиболее застывшей в своей религиозной изолированности массы сектантов, исторически создавшихся на почве русского самодержавия, казалась им не ведущей ни к каким результатам — все это усилило в 1919 году антимилитаристические настроения в наиболее политически отсталых или пострадавших слоях крестьянства.

Та глубокая уверенность в растущее революционное самосознание масс, которой проникнуто все законодательство рабоче-крестьянского государства, и которая нашла себе выражение между прочим в законе 4 января 1919 г. об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям, предоставившем льготы антимилитаристически настроенным религиозным людям, каких не дает ни одно законодательство буржуазной Европы, в общем несомненно нашла себе уже фактическое оправдание в победоносном шествии русской революции.

Но понятно также, — и иначе не могло и быть при огромном и все увеличивающемся населении российской республики, и особенно с присоединением окраинных, переходивших из рук в руки частей ее, что усталость малосознательных слоев крестьянства и исторические традиции, сплошь и рядом имеющие религиозные формы отрицания всякой, даже пролетарской государственности среди некоторых слоев крестьянства, нашли себе выход в различных формах дезертирства, с одной стороны, и в усилении уклонения от воинской повинности по религиозным убеждениям — с другой.

Таким образом, на практике эти два вида уклонения от общегосударственной тяготы войны сплошь и рядом переходили один в другой, и перед народными судами, и советской властью вообще, стоял на практике трудный вопрос различения этих двух родов дезертирства: искреннего, обусловленного классовой темнотой и традиционным отрицанием, создавшимся еще при царизме, возможности участвовать тому или иному лицу, или секте, в войне, которая при господстве капитализма казалась многим сектантам всегда делом эксплоатации, грабежа и голого насилия над слабейшими нациями или классами, — от дезертирства лицемерного, шкурнического, прикрывающегося лишь либеральным декретом советской власти, стремящегося использовать этот декрет, как орудие своих иногда прямо контр-революционных интересов и расчетов.

При таком положении вся судьба и практика закона 4 января 1919 года в значительной степени стояли в зависимости от организации аппарата, призванного осуществлять на деле его применение, т.-е. от умения и возможности практически, в жизни, на суде разграничивать эти два вида дезертирства.

Практика 1919 и 1920 гг. показала значительный дефект в организации судебного аппарата, созданного декретом 4 января 1919 года.

Формулировка декретом прав и обязанностей Народного Суда в деле освобождения от воинской повинности дала повод, при желании, толковать их так, как будто решающее значение в деле постановки экспертизы принадлежит заинтересованной стороне, т. е. Об’единенному Совету религиозных групп и общин, имеющему как бы государством санкционированную монополию доставлять или не доставлять Суду тот или иной якобы единственно достоверный материал для его суждения.

Когда практика показала, что Об’единенный Совет, довольно бесформенное, анархическое частное соединение с преобладанием мещански-интеллигентских групп и лиц, не удержалось на высоте задачи и стало внушать органам советской власти полную неуверенность в правильности его заключений и способности его помогать правительству осуществлять именно те гуманные и либеральные задачи, какие ставило оно себе, издавая декрет, когда Народные Суды, и в особенности центральный Москов-