. . . . . . . . . . . Вдругъ получаю рапортъ отъ Игнатьева, что непріятель приближился въ Свислочь, отъ Бобруйска въ 40 верстахъ, тогда какъ я былъ еще въ Слуцкѣ и все въ дракѣ. Что дѣлать! сзади непріятель, съ боку непріятель—и вчерась получилъ извѣстіе, что и Минскъ занятъ. Я никакой здѣсь позиціи не имѣю, кромѣ болотъ, лѣсовъ, гребли и пески. Надо мнѣ выдраться, но Могилевъ въ опасности и мнѣ надо бѣжать. Куда? въ Смоленскъ, дабы прикрыть Россію несчастную. И кѣмъ? господиномъ Фулемъ! Я имѣю войска до 45 тысячъ. Правда, пойду смѣло на 50 тысячъ и болѣе, но тогда, когда бы я былъ свободенъ, а какъ теперь, и на 10 тысячъ не могу. Что день опоздаю, то я окруженъ.
Спасъ Дорохова деташементъ и Платовъ примкнулъ. Жаль государя, я его какъ душу люблю, преданъ ему,
Бойтесь Бога, стыдитесь! Россіи жалко! Войско ихъ шапками бы закидало. Писалъ я, слезно просилъ: наступайте, я помогу. Нѣтъ! Куда вы бѣжите? За что вы срамите Россію и армію? Наступайте, ради Бога! Ей Богу непріятель мѣста не найдетъ куда ретироваться.
Они боятся насъ, войско ропщетъ и всѣ
