Несправедливо вините меня, благодѣтель мой, будто бы я сталъ писать дипломатическимъ штилемъ; я вамъ говорю, какъ человѣку, имя котораго извѣстно всѣмъ и всюду, даже въ самыхъ отдаленныхъ областяхъ Россіи, тому, на котораго не безъ основанія поагаетъ отечество надежду свою. Вы соглашаетесь на предложеніе министра, не хочу сказать, что вы ему повиновались, но пусть будетъ такъ! Въ обстоятельствахъ, въ которыхъ мы находимся, я на колѣняхъ умоляю васъ, ради Бога, ради отечества, писать государю и объясниться съ нимъ откровенно, вы исполните обязанность вашу относительно Е. В. и оправдаете себя передъ Россіей.
Я молодъ,—мнѣ не станутъ вѣрить; если же буду писать—не заслужу вниманія; буду говорить—почтутъ недовольнымъ и охуждающимъ все; вѣрьте, что меня не устрашаетъ это. Когда гибнетъ все, когда отечеству грозитъ не только громъ, но и величайшая опасность, тамъ нѣтъ ни боязни частной, ни выгодъ личныхъ; я не боюсь и не сокроюсь отъ васъ, что тамъ молчаніе, слишкомъ долго продолжающееся,—служитъ доказательствомъ, что мнѣніе мое почитается мнѣніемъ молодаго человѣка. Однако я не робѣю, буду еще пи-
