Не могу сказать, чтобы намъ было весело послѣ Инкерманскаго дѣла, не смотря на всевозможныя удобства, которыя доставляло намъ присутствіе великихъ князей. Меня помѣстили въ одной комнатѣ дома, занимаемаго великими князьями, съ Краснокутскимъ и Павломъ Шуваловымъ, адъютантами в. кн. Николая Николаевича; для чая, завтрака, обѣда и вечерняго чая собирались всѣ въ большой палаткѣ великихъ князей, разбитой на дворѣ занимаемаго нами домика. Погода стояла пасмурная, дождливая, великіе князья безпрестанно посѣщали госпиталя, дома и казармы, въ которыхъ помѣщались раненые. Видъ сихъ послѣднихъ наводилъ на меня грусть неописанную; казалось, что кн. Меншиковъ, давая сраженіе, не допускалъ и мысли, что будетъ много раненыхъ; такъ мало было замѣтно, чтобы что либо было приготовлено для успокоенія страдальцевъ, которые лежали въ грязныхъ комнатахъ на грязныхъ нарахъ, а многіе даже на постоянно сыромъ полу безъ всякой подстилки, кромѣ собственныхъ штановъ. Медицинскаго пособія было также недостаточно, перевязки дѣлались рѣдко,—тифъ распространялся съ неимовѣрною быстротой—смертность даже между легко ранеными была очень значительная. Ежедневно до насъ доходили звуки музыки, съ которою хоронили офицеровъ, между тѣмъ незамѣтно было, чтобы принимались какія либо мѣры для устраненія всѣхъ недостатковъ нашихъ лазаретовъ; кн. Меншиковъ относился ко всему очень равнодушно, и тѣмъ возмущалъ меня противъ себя.
Не знаю, было-ли то уступка, сдѣланная общественному мнѣнію или просьбамъ великихъ князей, но вскорѣ послѣ Инкерманскаго сраженія полковникъ Вуншъ снизошелъ до скромной
