Я поблагодарила его за участіе и согласилась на его предложеніе, но не могла не высказать, что не привыкла къ тому, чтобы мнѣ не отвѣчали на мои письма, въ виду того, что даже коронованныя лица относились ко мнѣ иначе. Самойловъ съ живостью отвѣтилъ, что Потемкинъ не могъ не отвѣтить мнѣ и письмо его вѣроятно затерялось.
Самойлову хотѣлось видѣть модели и планы укрѣпленій, которыхъ нельзя было осмотрѣть безъ особаго разрѣшенія отъ двора. Шуваловъ цѣлыхъ восемь мѣсяцевъ все обѣщалъ ему достать разрѣшеніе; я объявила ему, что мною уже получено позволеніе для моего сына и что на слѣдующій день онъ можетъ вмѣстѣ съ нимъ пойти ихъ смотрѣть. Я пригласила его къ обѣду на слѣдующій день и вечеромъ въ оперу. Въ моемъ распоряженіи была ложа маршала Бирона въ Оперѣ и во Французскомъ театрѣ. Этотъ Биронъ представлялъ изъ себя типъ стариннаго изысканно-воспитаннаго вельможи; онъ очень полюбилъ мою дочь; она дѣлала изъ него все, что хотѣла, такъ что онъ нерѣдко пѣвалъ арію: «quand Biron voulut danser, quand Biron…» и т. д. и самъ танцевалъ подъ собственное пѣніе.
Въ началѣ марта я уѣхала изъ Парижа, мы поѣхали черезъ Верденъ, Мецъ, Нанси, Безансонъ въ Швейцарію. Я останавливалась по дорогѣ во всѣхъ городахъ, имѣвшихъ военное значеніе, дабы мой сынъ могъ ознакомиться съ военнымъ искусствомъ во Франціи. Мы получили разрѣшеніе на осмотръ всего, интересовавшаго насъ, а въ Люневиллѣ намъ показали даже маневры, чего никогда не дѣлали для частныхъ лицъ.
Въ Бернѣ я встрѣтилась съ нѣкоторыми старыми знакомыми, а въ Женевѣ — съ Крамерами и Гюберомъ, прозваннымъ Птицеловомъ, вслѣдствіе того, что любилъ соколиную охоту и отлично зналъ жизнь птицъ. Этотъ замѣчательный своимъ умомъ и способностями человѣкъ питалъ ко мнѣ искреннюю дружбу; онъ подарилъ мнѣ портретъ Вольтера своей работы и мы разстались самымъ сердечнымъ образомъ. Остервальдъ, извѣстный своими про-
