— Это очень опасный авторъ — отвѣтила государыня; — его стиль увлекаетъ и горячія молодыя головы воспламеняются.
— Когда я была въ Парижѣ, ваше величество, одновременно съ нимъ, я не хотѣла его видѣть. Уже одно то, что онъ жилъ въ Парижѣ инкогнито, доказываетъ, что скромность его была притворна и что онъ снѣдаемъ былъ честолюбіемъ и желаніемъ наполнить своимъ именемъ весь міръ. Его произведенія, конечно, опасны, какъ ваше величество только что изволили говорить, потому что молодыя головы легко могутъ принять его софизмы за силлогизмы.
Съ этого дня императрица пользовалась каждымъ случаемъ, чтобы развлечь меня, и эта доброта меня глубоко трогала.
Однажды утромъ, мы остались съ ней вдвоемъ и она попросила меня написать русскую пьесу для своего театра въ Эрмитажѣ. Я тщетно увѣряла ее, что у меня не было ни малѣйшаго таланта къ подобнымъ произведеніямъ; она настаивала на своемъ, объясняя свое упорство тѣмъ, что она на опытѣ знаетъ, какъ подобная работа забавляетъ и занимаетъ автора. Я принуждена была обѣщать ей, что исполню ея желаніе, но поставила условіемъ, что она прочтетъ первые два акта, поправитъ и откровенно скажетъ, не лучше ли бросить ихъ въ огонь. Въ тотъ же вечеръ я написала оба акта и отнесла ихъ государынѣ. Пьеса называлась по имени главнаго дѣйствующаго лица «Тоисіоковъ»; не желая, чтобы думали, что я хочу изобразить какое-нибудь лицо въ Петербургѣ, я избрала наиболѣе распространенный у насъ типъ безхарактернаго человѣка, которымъ наше общество, къ сожалѣнію, изобилуетъ. Ея величество удалилась со мной въ спальню, чтобы прочесть мой экспромтъ, который мнѣ казался недостойнымъ такой чести; она смѣялась надъ различными сценами и не знаю, вслѣдствіе ли своей снисходительности или пристрастія, которое она иногда выражала мнѣ, она объявила ихъ превосходными. Я разсказала ей планъ всей пьесы и развязку, предполагае-
