фамиліи, которая была бы и поразительно красива, и не могла бы вызвать насмѣшекъ, и соотвѣтствовала бы общественному положенію Авессалома. Обсуждались всевозможныя сочетанія словъ пригодныхъ для того, чтобъ составить фамилію, но подходящаго ничего не выходило. Авессаломъ успѣлъ уже купить у одной кухарки только что сорванную съ зайца шкурку; онъ пріобрѣлъ еще поднятую на улицѣ подкову, — хорошая идея фамиліи все не приходила въ голову. Вдругъ, какъ разъ въ ту минуту, когда онъ торговалъ, у вошедшаго въ лавку крестьянина, полдюжины свиныхъ пузырей, къ нему прибѣжала вся семья съ радостными криками.
— Та́ту! Та́тучка! — кричала Рахиль. — Вотъ тебѣ фамилія, лучше которой не подыщешь…
— Ну? — нетерпѣливо обратился въ ней Авессаломъ.
— Лёвенмутъ (львиное мужество)!
Авессаломъ только пожалъ плечами.
— Развѣ я такъ мужествененъ, я который не убью и мухи? — заговорилъ онъ, и по правдѣ сказать, глядя на его поджарую фигуру, облеченную въ засаленный, длиннополый кафтанъ, на его бутылочнаго цвѣта глаза, жиденькую бороденку, и пару пейсовъ, робко спускавшихся на его вискахъ, трудно было заподозрить его въ львиномъ мужествѣ. — Назовись я Лёвенмутъ, всякій будетъ вправѣ предполагать во мнѣ какого то Самсона, и чего добраго на меня такъ набросятся всѣ, что мнѣ не избѣжать палокъ впредь до тѣхъ поръ,
фамилии, которая была бы и поразительно красива, и не могла бы вызвать насмешек, и соответствовала бы общественному положению Авессалома. Обсуждались всевозможные сочетания слов пригодных для того, чтоб составить фамилию, но подходящего ничего не выходило. Авессалом успел уже купить у одной кухарки только что сорванную с зайца шкурку; он приобрел еще поднятую на улице подкову, — хорошая идея фамилии всё не приходила в голову. Вдруг, как раз в ту минуту, когда он торговал, у вошедшего в лавку крестьянина, полдюжины свиных пузырей, к нему прибежала вся семья с радостными криками.
— Та́ту! Та́тучка! — кричала Рахиль. — Вот тебе фамилия, лучше которой не подыщешь…
— Ну? — нетерпеливо обратился в ней Авессалом.
— Лёвенмут (львиное мужество)!
Авессалом только пожал плечами.
— Разве я так мужественен, я, который не убью и мухи? — заговорил он, и по правде сказать, глядя на его поджарую фигуру, облеченную в засаленный, длиннополый кафтан, на его бутылочного цвета глаза, жиденькую бороденку, и пару пейсов, робко спускавшихся на его висках, трудно было заподозрить его в львином мужестве. — Назовись я Лёвенмут, всякий будет вправе предполагать во мне какого-то Самсона, и чего доброго на меня так набросятся все, что мне не избежать палок впредь до тех пор,
