— Я устроилъ одно хорошее дѣльце.
— Я знаю о томъ, какое хорошее дѣльце ты устроилъ!
— Я… я продалъ господину генералу сало и хлѣбъ.
— Ты продалъ ему не сало и хлѣбъ! — воскликнула Эгла, при чемъ пылающіе гнѣвомъ глаза ея впились въ мужа. — Ты продалъ ему своихъ братій. Шпіонъ!!
— Что ты говоришь такой вздоръ? — испуганно воскликнулъ Зонненфельдъ, поблѣднѣвшій какъ полотно.
— Я слышала твой разговоръ съ генераломъ.
— Ну и чтожъ дальше? — попробовалъ было онъ съиронизировать.
Красавица еврейка не сводила съ него пылающаго взора.
— Что дальше? — холодно проговорила она. — А вотъ что! Ты предатель и потому заслуживаешь смерть, но я любила тебя и нехочу всю жизнь носить имени, тобою оскверненнаго. Я не могу допустить тебя умереть на висѣлицѣ и предлагаю тебѣ умереть сейчасъ-же, сію минуту, не сходя съ этого мѣста.
— Ты вѣрно съ ума сошла! — закричалъ мужъ, отскакивая отъ нея въ сторону.
Она же, протянувъ ему спокойнымъ движеніемъ заряженный пистолетъ, проговорила:
— Ты долженъ умереть. Но ты палъ такъ низко, что даже непонимаешь всей громадности своего преступленія, какъ непонимаешь того, что умереть послѣ этого необходимо. Ты слишкомъ
— Я устроил одно хорошее дельце.
— Я знаю о том, какое хорошее дельце ты устроил!
— Я… я продал господину генералу сало и хлеб.
— Ты продал ему не сало и хлеб! — воскликнула Эгла, при чём пылающие гневом глаза её впились в мужа. — Ты продал ему своих братий. Шпион!!
— Что ты говоришь такой вздор? — испуганно воскликнул Зонненфельд, побледневший как полотно.
— Я слышала твой разговор с генералом.
— Ну и что ж дальше? — попробовал было он сыронизировать.
Красавица-еврейка не сводила с него пылающего взора.
— Что дальше? — холодно проговорила она. — А вот что! Ты предатель и потому заслуживаешь смерть, но я любила тебя и не хочу всю жизнь носить имени, тобою оскверненного. Я не могу допустить тебя умереть на виселице и предлагаю тебе умереть сейчас же, сию минуту, не сходя с этого места.
— Ты верно с ума сошла! — закричал муж, отскакивая от неё в сторону.
Она же, протянув ему спокойным движением заряженный пистолет, проговорила:
— Ты должен умереть. Но ты пал так низко, что даже не понимаешь всей громадности своего преступления, как не понимаешь того, что умереть после этого необходимо. Ты слишком
